Книга Принцесса крови - Дмитрий Агалаков

— Ваше величество, это может погубить нас, — спокойно согласился с ним лорд Камой. — Сняв палисад, мы окажемся незащищенными. Их конница сомнет нас. Это обернется катастрофой…

— Нет, — поправил себя король, — мы пройдем не четверть, а треть мили. Стоит сказать моему брату Томасу, чтобы он раньше времени не бросился в бой. Герцог Кларенс чересчур горяч. — Король улыбнулся обоим полководцам. — Не так ли, господа?

…Карл д, Альбре не мог поверить своим глазам — он задохнулся от душившего его восторга, когда увидел там, за дождем, что серая полоса англичан двинулась в их сторону. Она медленно приближалась, разрастаясь, становясь плотнее. Чуть раньше несколько разведчиков уже сообщили ему, что англичане снимают палисад и медленно, частями, движутся в их сторону. Теперь он видел это собственными глазами. Значит, не зря он осадил уже с десяток важных вельмож, которые рвались в бой. Не зря ждал этого движения. Англичане не выдержали первыми. Сдались. И обороняться будут они, французы, так, как он и задумал вначале. Теперь гонцы объезжали войско с приказом главнокомандующего: арбалетчикам выстроиться в боевой порядок, спешенным рыцарям и копейщикам приготовиться принять на себя удар, рыцарской коннице по флангам быть готовой окружить врага и ударить с двух сторон.

Но рыцари и так давно ждали этого. Страсти в их рядах разгорелись высшего порядка. Слава Франции уже трепетала на кончиках их копий, лезвиях мечей и в силе боевых молотов. Они готовы были смять англичан, изрубить на куски, уничтожить…

Продвижение войска вперед остановилось так же неожиданно, как и началось. Ряды французов, уже приготовившись к нападению, были в недоумении: что же, англичане струсили? Решили отказаться от битвы? Но чего они испугались? Отказывался понимать ситуацию и коннетабль Карл д, Альбре. В полумили от них, вдоль всего поля, выстроился ряд копейщиков и рыцарей с длинными щитами. Как непохоже это было на англичан. Такой строй легко могли опрокинуть его рыцари. Дай только команду. Но его войско приготовилось к обороне, менять все на ходу было слишком опасно. Атака могла нарушить все его планы.

— Что они делают? — возмущенно вопили в рядах французов. — Проклятые англичане, почему вы остановились?!

Молодой граф де Ришмон, оказавшийся рядом с коннетаблем, вновь поднял забрало.

— Да что это такое?! — возопил он. — Монсеньер? Как это понимать? Они не решаются напасть на нас?

— Хотелось бы в это верить, — тоже поднимая забрало, всматриваясь в ряды англичан, различая передвижения английской конницы, откликнулся коннетабль. — Кто испугался до начала битвы, тот уже проиграл. Но это непохоже на англичан…

— Прикажите атаковать! — выкрикнул де Ришмон. — Монсеньер!

Злость и ярость можно было прочитать на лицах французов. Они уже готовы были к бою — остановить и смять ряды нападающих.

Коннетабль не сразу понял, что приготовили им англичане. Там, за первыми рядами воинов, вновь вырастал палисад — вырастал со стремительной скоростью. Когда копейщики и рыцари рассеялись, через дождь можно было легко разглядеть вновь возведенную из кольев стену.

— Проклятье, — тихо проговорил он. — Они обманули нас…

Де Ришмон метнул на него требовательный, если не гневный взгляд.

— Да они смеются над нами, монсеньер!

Новая делегация в количестве семи всадников галопом скакала к главнокомандующему. Даже несмотря на намокший штандарт, коннетабль издалека разглядел герб — двуглавого орла кроваво-алого цвета. На этот раз к нему пожаловал крестоносец граф де Бофор, маршал де Буссико, любимец короля Карла Шестого.

— Монсеньер, куда это годится? — осаждая коня, выкрикнул он. — У моих людей уже нет терпения. Рыцари хотят славы Франции, и немедленно!

— Я тоже хочу славы Франции, граф!

— Не сомневаюсь! Но покажите это нам на деле. Англичане на расстоянии вытянутой с мечом руки. Это же и слепому ясно — они не решаются напасть на нас. Это наш час, монсеньер!

Целый конный отряд продвигался в сторону его ставки. Старый герб Франции, герб прямой линии Капетингов, красовался на первой и четвертой частях знамени — белое поле, усыпанное золотыми лилиями. Впереди, опережая эскорт, к коннетаблю ехали рысью два высокородных герцога — Антуан Брабантский и Филипп Неверский.

— Наши люди желают битвы, — сказал Антуан, держа в правой руке шлем. Его голову укрывала только кольчуга. — Англичане пали духом, увидев наших рыцарей. Они струсили. Нельзя упустить момент!

Филипп Неверский, тоже сняв шлем, молчал. Было видно, что он во всем поддерживает брата. Сегодня, на поле под Азенкуром, каждый их этих родовитых дворян только терпел своего главнокомандующего. Это можно было прочитать по глазам знатных вельмож, требующих немедленного боя. Оба герцога предпочли старшему брату Жану Бургундскому — корону Франции и лагерь арманьяков, и требовали уважения в своему выбору.

— Для чего мы преследовали англичан? — продолжал герцог Брабантский. — Зачем оказались на этом поле? Чтобы настояться под дождем, а потом отойти назад? Я не понимаю вас, монсеньер.

— Отдайте приказ нападать, монсеньер, — неожиданно потребовал от него герцог Неверский. — Сейчас самое время. Так хотят все французские рыцари. Нас больше, и мы готовились к битве, а не месить грязь на радость англичанам!

Карл д, Альбре оглянулся на фланги. Рыцарское воинство кипело. Необузданного офицера можно наказать, даже казнить, но кто способен наказать Карла Орлеанского или герцога Брабантского, потомков Людовика Святого, окруженных сотнями вассалов — рыцарей своего дома? Тем более наказать за то, что они хотят прославить французское оружие? В эту минуту Карл д, Альбре понял, что он проиграл. Победили они — многочисленные вельможи, которым было наплевать на голос разума. Непомерное честолюбие, гордыня и жажда битвы — вот были сейчас их путеводные звезды.

Граф Солсбери, Томас де Монтегю, объезжал ряды лучников, только что выстроивших новый палисад в полумили от французского войска. Они работали не покладая рук — в любой момент враг мог сорваться и броситься в атаку. Им помогали свободные копейщики, спешенные рыцари — все, кто был рядом. Им удалось обмануть французов и, вновь отгородившись частоколом, встать стеной. Одному из командиров королевского войска, графу Солсбери, недавно исполнилось двадцать девять лет, но он уже был кавалером Ордена Подвязки[12]. Ему составлял компанию боевой товарищ — Томас Ланкастер, герцог Кларенс, родной брат короля, отчаянный бретер. Герцог Кларенс был всего на год младше короля. Их разделял один год возраста и непреодолимая пропасть — по темпераменту и амбициям. Их отец, Генрих Четвертый, думал, что буйный характер Кларенса не даст спокойно управлять страной умеренному во всем Генриху. Что младший брат, обладатель поистине бешеного нрава, которому мог позавидовать и лесной вепрь, станет вечной опасностью для старшего — дремлющим до времени, пускающим клубы дыма вулканом, полным в сердце кипящей лавы. И ошибся. Герцога Кларенса не интересовал трон его сдержанного и рассудительного брата. Его вообще не интересовал какой-либо трон. Коварству политики и неограниченной власти он предпочитал пышные турниры и кровопролитные бои. И на этом поприще равных ему найти было трудно. Правда, на поле боя герцог Кларенс знал только одного полководца — самого себя.