Книга Брусиловский прорыв - Александр Бобров

«И вот при таком положении дел Юго-западного фронта, — сетовал Брусилов, — был затеян приезд императора Николая II в Галицию. Я находил эту поездку хуже чем несвоевременной, прямо глупой, и нельзя не поставить ее в вину бывшему тогда Верховному Главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу. Поездка эта состоялась в апреле. Я относился к ней совершенно отрицательно по следующим причинам: всем хорошо известно, что подобные поездки царя отвлекали внимание не только начальствующих лиц, но и частей войск от боевых действий; во-вторых, это вносило некоторый сумбур в нашу боевую работу; в-третьих, Галиция нами была завоевана, но мы ее еще отнюдь не закрепили за собой, а неизбежные речи по поводу этого приезда царя, депутации от населения и ответные речи самого царя давали нашей политике в Галиции то направление, которое могло быть уместно лишь в том крае, которым мы овладели бы окончательно. А тут совершалась поездка с известными тенденциями накануне удара, который готовился нашим противником без всякой помехи с нашей стороны в течение двух месяцев. Кроме того, я считал лично Николая II человеком чрезвычайно незадачливым, которого преследовали неудачи в течение всего его царствования, к чему бы он ни приложил своей руки. У меня было как бы предчувствие, что эта поездка предвещает нам тяжелую катастрофу».

Но сообщения газет были самыми благостными: «К радости святых Пасхальных дней добавлялась и надежда на скорое успешное окончание войны. Недавно — за две недели до Пасхи, пал Перемышль, почитавшийся австрийцами неприступной твердыней. В Ставке ожидали, что вскоре удастся прорваться с Карпатских гор на Венгерскую равнину, откуда откроется дорога на Вену — а значит и к победе, и к концу войны». Если бы! В конце марта 1915 года император Николай II всё-таки провёл инспекцию Галицийского генерал-губернаторства, 27 марта 1915 года (9 апреля по новому стилю) он посетил Броды и Львов, о котором в своём дневнике написал так: «Очень красивый город, немножко напоминает Варшаву, пропасть садов и памятников, полный войск и русских людей». Поездка была уже седьмой по счёту в действующую армию, но, вероятно, самой опасной из них: ведь предстояло посетить недавно завоёванные города, в которых наверняка оставались люди, враждебные к русскому царю. Как вспоминал впоследствии Александр Иванович Спиридович, ведавший в то время царской охраной, подобный план поразил его: «Как, государь поедет во Львов? В город, только что занятый у неприятеля, где мы ничего не знаем. Как же можно так рисковать? Да еще во время войны. Ведь это безумие». Против этой поездки был и Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, которого зря обвинял Брусилов, потому что тот и сам опасался покушения на императора.

Не советовал императору ехать в Галицию и Григорий Распутин. Воля государя была, однако, непреклонна, и Спиридовичу ничего не оставалось, как срочно самому отправляться в столицу Восточной Галиции. Здесь он представился военному генерал-губернатору генералу графу Бобринскому и сообщил ему о предстоящем царском визите. Это известие застало генерал-губернатора врасплох: ведь совсем недавно государь говорил ему, что он не приедет во Львов в этом году и губернатор не имел даже парадной формы для такого случая. Но Спиридовича беспокоило другое: отряд охраны, взятый им из Ставки, очень мал и может не справиться со своей задачей. Конечно, на улицах будут выставлены солдаты, но и на них нельзя возлагать особых надежд: «Все эти шпалеры войск по пути проезда лишь красивая декорация, так как, увидев Царя, солдаты будут в таком восторженном экстазе, будут настолько поглощены созерцанием Царя, что, при нешироких улицах, при недостатке полиции и охраны позади войск, в толпе, энергичный преступник всегда сумеет броситься через строй по направлению царского экипажа», — рассуждал Александр Иванович. Наконец выход был им найден: генерал Веселаго, начальник гарнизона, согласился предоставить в распоряжение Спиридовича пятьсот унтер-офицеров, которые должны были под руководством жандармских офицеров обеспечивать охрану императора. Этими мерами, по-видимому, не ограничились: ряд неблагонадёжных жителей города был арестован и освобождён лишь после отъезда императора.

Накануне приезда императора прибыл во Львов и протопресвитер армии и флота Георгий Шавельский, задачей которого была организация встречи со стороны Церкви. В частности, он передал архиепископу Евлогию просьбу великого князя Николая Николаевича сделать приветственную речь по возможности более краткой и не касаться в ней политических вопросов.

— Как же это можно, чтобы речь была короткой?.. Разве можно тут обойти политику? Разве не могу я, например, сказать: «Ты вступаешь сюда как державный хозяин этой земли?» — волновался архиепископ.

— Я думаю, — ответил протопресвитер, — что нельзя так сказать, так как война еще не кончена и никому, кроме Бога, не известно, будет ли наш государь хозяином этой земли. Пока она — только временно занятая нашими войсками.

— Ну как же это? — настаивал владыка.

— Я вам передал просьбу великого князя, а дальше, владыка, ваше дело, — ответил отец Георгий.

Из Ставки император выехал в среду 8 апреля. На следующий день, в десять утра государь прибыл в Броды. «Знаменательный для меня день приезда в Галицию!» — отмечает он в своём сдержанном, так называемом «викторианском» дневнике. В Бродах государя встретил помощник генерал-губернатора, генерал-майор свиты Его Величества Половцов. Здесь же император принял доклад о положении дел на фронте, поработал некоторое время с бумагами, затем написал письмо Александре Фёдоровне и после завтрака в 12 часов на автомобиле отправился во Львов. Ехал он в открытом салоне быстроходного и надёжного «Делоне-Бельвиля 45CV» со знаком императрицы — гамматическим крестом на радиаторе. Вместе с императором ехали главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич и генерал Янушкевич. Как вспоминает Спиридович, «день был жаркий, и вереница автомобилей катила, окутываемая клубами пыли. По пути два раза останавливались на местах сражений. Госуцарь выслушивал доклады. Несколько раз он подходил к белым могильным крестам, которыми был усеян столь победоносно пройденный русской армией путь». Об этой поездке есть запись и в императорском дневнике: «Чем дальше, тем местность становилась красивее. Вид селений и жителей сильно напоминал Малороссию. Только пыль была несносная. Останавливался несколько раз на месте сражений в августе м-це; видел поблизости дороги братские могилы наших скромных героев. Солнце пекло как летом».

Во Львов государь въехал по Лычаковской дороге. В половине пятого на Рогатке, в том месте, где сейчас перекрёсток Лычаковской и Пасичной, императора с рапортом встретил генерал-губернатор граф Бобринский.

Встреча во Львове была восторженной. Утренние газеты известили горожан об ожидаемом приезде императора. Город был убран и украшен флагами, военные оркестры играли русский гимн. По правой стороне улиц выстроились шпалерами войска, по левой стояли горожане. Велась киносъёмка, кадры которой дошли до наших дней. В городе царский кортеж возглавил автомобиль с начальствующими лицами Галиции — генерал-губернатором графом Бобринским, его помощником Половцовым, градоначальником полковником Скалоном. За ними, вторым в кортеже, следовал автомобиль императора. «Нас встречали, бурно проявляя радость, из всех окон на нас сыпались цветы. Ники предупредили, что за печными трубами на крышах домов могут спрятаться снайперы. Я тоже слышала о подобной опасности, но в ту минуту никто из нас не боялся смерти. В последний раз я ощутила ту таинственную связь, которая соединяла нашу семью с народом. Мне никогда не забыть этот триумфальный въезд в Львов», — вспоминала много лет спустя этот день сестра государя, великая княгиня Ольга Александровна, находившаяся здесь вместе со своим госпиталем.