Книга Взломать Зону. Новый рассвет - Наиль Выборнов

Тут до меня дошло, что пора вмешаться.

– Мать вашу, что происходит вообще? – заорал я, бросаясь вперед.

Наемник играючи ушел от столкновения и подсечкой заставил негра потерять равновесие. Бывший боксер снова рухнул, ощутимо приложившись головой о бетон. Парень поплыл: он встал на четвереньки и покачал головой: видимо, пытался совместить раздваивающуюся картинку перед глазами.

Я встал между только начинавшими разыгрываться соперниками. Уж не знаю, кого из них можно назвать молотом, а кого наковальней, однако положение вполне соответствовало этому выражению.

– Стоять, – взревел я. – Успокоились оба, живо! Что на вас нашло?

– Да так, решили прошлое вспомнить. – На лице наемника появилась усмешка. Внешне он выглядел абсолютно хладнокровным, однако я буквально чувствовал ярость, обуревавшую его.

– Дай мне убить этого… – изо рта негра вылетело очередное непереводимое негритянское ругательство.

– Какого хрена, Шон? Чего он тебе сделал?

– Эта… Эта сука…

– Я сторожил этого раба. Давно. И в другом месте. Не думал, что он сюда попадет. Из Колумбии путь неблизкий. – Наемник отвечал насмешливо, и мне его тон совсем не нравился.

– Колумбия? Но…

– Колумбия, Колумбия… – Шон снова встал в бойцовскую стойку, Андрей рванул вперед, и через секунду ушел влево, ожидая, что таким образом он сможет проскользнуть мимо меня. С Шоном бы это сработало. Со мной – нет.

Не купившись на финт, я перехватил парня за руку и, вывернув ее, сильно толкнул его в противоположную сторону. Он врезался в стену лицом, даже не успев подставить рук.

Шон, в очередной раз собиравшийся броситься на наемника, получил от меня короткий удар в нос, на пол хлынула кровь в два ручья. Для тренированного тяжеловеса это, конечно, было ерундой, в бою он бы такого удара и не почувствовал, однако сейчас это привело его в чувство.

– За что? – спросил негр, вытирая ладонью кровь с разбитого лица.

– Вы охренели, что ли? – задал я больше всего интересующий меня в тот момент вопрос. – Вы еще постреляйте друг в друга. А ну быстро рассказали, что произошло.

– Черт, dog, ну и удар у тебя… У нас на районе всего два человека были способны разбить нос OG[8]Райесу, причем один из них – тот ублюдок, который пытался стать моим отчимом…

– Стал? – заинтересованно взглянул я на него.

– Не стал. Как ты кем-то станешь, если у тебя пол-обоймы в брюхе? – Шон зажал нос воротником рубашки, и ткань стала быстро пропитываться кровью. – Ладно. Стоит говорить сначала? Или о том из-за чего все это?

– Сначала. Из-за чего вы решили устроить мордобой, не объяснив ничего?

– Помнишь, я тебе говорил про мое предыдущее место работы? – Андрей поднялся с пола и прислонился спиной к стене. У него на лбу была здоровенная ссадина, тоже кровоточащая, но не так сильно, как разбитый нос Шона. – Вот там и познакомились.

– В Колумбии? – спросил я. – Значит, по разные стороны баррикад были?

– Не то слово, homeboy… – Негр тоже поднялся и прислонился к стене, с противоположной стороны от меня. Но, по крайней мере, драться больше не лез, и это дорогого стоило. – Не то слово.

– Давай сначала тогда, – пожал плечами я. – Думаю, так выйдет понятнее…

– Это было три года назад, в Южном Лос-Анджелесе…

* * *

Шону не повезло родиться в Комптоне, в самом криминальном районе одного из округов Лос-Анджелеса. А жизнь черного парня здесь – совсем не то, что показывают в «черных» комедиях вроде «Не грози Южному Централу…» и «Пятница».

Родители хотели для него лучшей доли, заставляя учиться в школе, откладывая деньги на поступление в колледж, однако с каждым годом он расстраивал их все сильнее. Приводы за драки и угоны шли один за другим, пока парень был еще несовершеннолетним. Дальше – больше. Он связался с серьезными ребятами, и, для того чтобы скрыться, отправился в армию. Но даже Корпус морской пехоты не смог выбить из него дурь. «Можно увезти ниггера из Комптона, но сам Комптон из ниггера не уедет никогда», – как выразился сам Шон. Возвратившись со службы, парень вернулся к былым занятиям. Но ненадолго.

Отмотав небольшой срок за продажу травки, Шон взялся за прежнее. Не прошло и месяца, как он попался за нарушение правил условно-досрочного освобождения. И теперь сидеть в тюрьме пришлось гораздо дольше.

Отец умер, так и не сумев выбить из головы сына уличную романтику.

Наверное, другому на месте Шона было бы суждено погибнуть в «драйв-бае»[9], или какой-нибудь из массовых драк, часто устраиваемых его сверстниками, парнями, считающими себя «strееt niggas from da hood»[10]. Если бы не огромные размеры и крепкие кулаки.

Выйдя из тюрьмы, он решил вести другую жизнь. Он устроился в KFC, стоял за кассой, дабы оплатить счета и хоть как-то помочь матери. Стал посещать спортзал – чтобы было где выпускать пар после трудовой смены. Молча сносил насмешки бывших соратников, которые предпочитали вместо честной работы болтаться по району, продавать и курить травку.

Во время одной из тренировок парень обратил на себя внимание хозяина спортзала. Несколько минут тот молча наблюдал, как Шон сосредоточенно лупит кулаками едва выдерживающую его напор боксерскую грушу.

Через неделю его пригласили попробовать себя в подпольных боях. Первого своего соперника он положил за три минуты. За тот бой негр заработал больше, чем за месяц работы в ресторане, после чего просто уволился.

Дома его ждал скандал: мать подумала, что он снова связался со своими дружками, рыдала, уговаривала, однако в этот раз Шон остался неприступным. Он уже все решил.

Еще через три или четыре боя его новый тренер предложил попробовать себя в профессиональном боксе. Там было гораздо больше зрителей, а значит, больше ставок и деньги повнушительнее.

Бои быстро стали его страстью. С тех пор как Шон в первый раз почувствовал внимание толпы, он понял сердцем, что наконец нашел свою цель. И попер к ней так, как умел – напролом, оставляя на заборах клочки кожи и крови, залечивая травмы. Покинул родной город, переехал в Лос-Анджелес, и стал быстро подниматься в рейтингах среди бойцов WBA.

У Шона появились деньги, дорогие костюмы и красивые девушки-мулатки. Связаться с белой ему не давала совесть, хотя все, что выдавало в нем бывшего обитателя гетто – выговор, от которого он так и не смог избавиться. Хотя и не пытался, если уж быть совсем честным.