Книга Арктическое лето - Дэймон Гэлгут

– Но не переживай так сильно, мой милый, – говорил он Моргану. – Я организовал для тебя автомобиль, и тебя провезут по местным достопримечательностям. История ждет тебя.

– А ты разве не поедешь?

– Я слишком болен, мой дорогой, поверь мне. Но ты обязан поехать. Я прошу тебя. Нет, я тебе приказываю! И если не поедешь, я никогда больше не буду с тобой разговаривать.

И Морган отправился осматривать Дели в одиночестве. Он съездил в мечеть Джамия, посетил Красный Форт, где затененное уродливыми армейскими казармами пространство меж хаотично разбросанных домов оказалось слишком обширным и мрачным. Он видел огромных каменных слонов и парапет, где английские король и королева приветствовали толпу местных жителей, но все это время печаль терзала его изнутри. У него разболелась голова, поговорить было не с кем, а величественные виды города разочаровывали.

Масуд сопровождал его только в первое их совместное утро в Дели, когда они посетили Кутб-Минар, самый большой в мире кирпичный минарет. Величественные руины времен Моголов побудили Масуда к очередному риторическому всплеску, но при всей красоте роскошных руин прошлого трудно было не видеть их несоответствия современной жизни, наглядным символом чего служила остро пахнущая бензином рокочущая машина, которая возила их по улицам Дели. Это несоответствие особенно уязвило его возле могилы Хумаюна, второго из Великих Моголов, откуда через низменность, уставленную разрушенными фортами и старыми мечетями, виднелись кварталы современного Дели и контуры радиостанции Маркони, которая осуществляла трансляцию с Дурбара 1911 года.

На этом Дурбаре, как было известно Моргану, король Георг Шестой провозгласил проведение значительных и неотложных изменений в политической системе Индии. Столица переезжала из Калькутты в Дели, разделение Бенгалии упразднялось, и обе части провинции воссоединялись. Подуло ветрами демократии, развеявшими ядовитые испарения, которые еще тяжело висели в воздухе после восстания сипаев, произошедшего более полувека назад.

В Англии политика ощущалась тяжелым, неповоротливым грузом, словно история была чем-то не подлежащим изменению. В Индии же все было не так. Здесь, говоря о политике, люди имели в виду собственное будущее, и такие разговоры были значимыми. Когда Морган беседовал об этом с друзьями Масуда, их голоса становились напряженными и звенящими, а глаза темнели. Было очевидно, что они много времени проводят размышляя о собственной свободе – не абстрактном понятии, но конкретной и вполне достижимой цели. И не находилось в Индии уголка, где люди не думали бы о свободе, вне зависимости от того, возбуждали такие думы надежду или же отчаяние.

Масуда также волновали эти темы. Когда он находился в Англии, его политические верования отличала некоторая театральность, как будто он не столько верил, сколько изображал верующего. Здесь же Морган был свидетелем того, как резко закипала его кровь при обсуждении политических вопросов.

Один из таких случаев произошел во время последнего вечера, проведенного Морганом в Дели, когда доктор Ансари уговорил его развлечься и посмотреть эротические танцы. В собственном его доме устроить подобное шоу было невозможно, поскольку его соседкой была английская леди, которая не одобрила бы такого безобразия, поэтому доктор организовал все в доме своего друга в старом городе. Но там, в непосредственной близи, располагался офис журнала «Товарищ», издаваемый братьями Али, друзьями Масуда. Морган уже имел случай полистать этот журнал, и то, что он увидел внутри, заставило его нервничать. Не то чтобы журнал публиковал откровенную ложь; однако его материалы были столь злобными, что впечатление лишь отчасти сглаживалось анекдотами и подборками поэзии.

Когда они заглянули в офис журнала, Мохаммед Али пребывал в крайне взволнованном состоянии и встретил вошедших заявлением, что собирается совершить самоубийство.

– Что с тобой? – удивился Масуд. – Что случилось?

– О, я совершенно раздавлен, – ответил тот. – Даже думать об этом страшно! Болгарская армия находится в двадцати пяти милях от Константинополя. – Едва не плача, он бросился в соседнюю комнату и оттуда воскликнул звенящим голосом:

– Пленных не брать, в плен не сдаваться! Это конец!

Чувство, сквозившее в его крике, тронуло Моргана, а сама история – нет. Он уже сталкивался с проявлением подобных эмоций в Алигаре, общаясь с друзьями Масуда. Было ясно, что в Индии среди магометан имеет место некий общеисламистский подъем. Судьба Турции, которой грозило поражение в Балканской войне, оставляла Моргана равнодушным, но он не мог остаться безучастным к той буре чувств, что овладела Масудом.

– Это поворотный момент моей жизни! – кричал он. – Мы отдадим туркам все деньги, которые собрали для университета.

Однако же, как обычно и бывало, через десять минут высокие чувства уже оставили Масуда. Теперь не было более важного дела, чем затащить Мохаммеда Али на эротический спектакль. Но Али отказывался – он все еще был погружен в свое горе.

– Да ну, чепуха, – убеждал его Масуд. – Отложи серьезность до завтра.

И, подхватив Али на руки, Масуд вынес его из офиса.

Эротические танцы также были насыщены драматизмом, хотя и иного рода. Небольшая толпа зрителей, состоящая из мужчин, вся – за исключением Моргана – искрилась почти животным нетерпением. Морган попытался найти хоть что-нибудь привлекательное в танцовщицах, пусть даже теоретически – иначе зачем он сюда пришел? Там была толстая девица с кольцом в носу и девица потоньше, с бледным, но милым личиком, но обе, по правде, только напугали Моргана. И хотя он попытался проникнуть в суть представления, воспользовавшись как медиумом шумом и грубыми чувствами, исходящими от присутствующих, он так и остался за пределами этого ритуализированного действа. Случилась пара моментов, когда ему, казалось, готово было открыться то, что в представлении ценили сами индийцы, но в конце концов спектакль измотал его, а неумолкающий шум стал причиной головной боли. Он опасался, что этот ужас будет продолжаться целую вечность, но вскоре понял, что может свободно уйти и таким образом прекратить свои страдания. Доктор Анзари попытался принудить Моргана поцеловать танцовщиц, но тот ускользнул, отделавшись быстрым пожатием руки, которым его наградила танцовщица постарше и постройнее. И доктор был не единственным, кто обрадовался его уходу.

Потом, в час ночи, его провожали на станцию. Первая часть его визита в Индию подошла к концу.

* * *

Морган знал, что через несколько недель он вновь увидится с Масудом. Но даже в самые радужные минуты его не отпускало приглушенное чувство отчаяния. Когда-то он надеялся на большее, чем уже получил, а будущее не сулило ничего лучшего.

Конечно, некоторым утешением был Лахор, где жили Дарлинги. Морган не мог приехать в Индию и не навестить их, хотя и неуютно чувствовал себя в общении с Джози, – и все из-за ее консервативных убеждений. Но Джози, привечая Моргана, радостно выказывала ему свою доброжелательность, водила его по городу. Очень скоро его беспокойство улетучилось, и он стал наслаждаться компанией и Джози, и ее маленького сына, Джона Джермина. Малькольм же всегда оставался на высоте – добросердечный и полный высоких принципов, что и объясняло его ссылку в эти края, на скромную должность в Пенджабе.