Книга Селфи на фоне санкций - Анна Пейчева

– Еще бы я не слышала, – мрачно отозвалась я. – Теперь все про неё услышат.

– Представляешь, миллионы пудрениц, футляров для помады, еще десятки наименований! Миллионы! Конечно, контракт "Наша Маша" навязала довольно жёсткий, заводу придётся работать в несколько смен, чтобы его выполнить, и мы сегодня долго с ним просидели, но это всё детали, мелочи. Вообрази: миллионы изделий! А Вася твой, желторотый карапуз, пищит что-то про кризис! Ха! Да импортозамещение – это лучшая национальная идея нескольких десятилетий!

– Витюша, не кричи, – мама, доев свой салат, поставила тарелку в немецкую посудомойку и смешала папе рюмку его особого успокоительного коктейля из различных лекарственных настоек: пиона, валерианки, пустырника и боярышника.

Папа залпом опрокинул спасительный напиток, глубоко вздохнул и с тоской в голосе сказал:

– Ладно, посмотрим, как дело пойдет, прямо сейчас переводить всё обратно в рубли нет смысла – потери на обменном курсе будут слишком большие. Подождем до продажи дачи. Кстати, как идет процесс? По-прежнему никто не звонит?

Голова у моего яблочного сфинкса все время отваливалась, и это выводило меня из себя.

– Пока нет, – раздраженно сообщила я, не поднимая глаз, – но я возьму всё под контроль, раз у меня теперь появилось свободное время. Вася сказал…

– Что? И здесь Вася?

Похоже, Василий сегодня угодил в личный папин санкционный список. Попал под папино персональное эмбарго, если угодно. Пожалуй, сейчас не лучшее время сообщать родителям, что он женат.

– Витенька, ну перестань, мне кажется, этот Василий вполне разумный молодой человек, – попыталась успокоить его мама.

– Вижу я, какой он разумный. Водитель, Господи Боже мой! Водитель! Думаю, пришло время мне самому заняться вопросом с продажей дачи, – решительно заявил папа, поднимаясь из-за стола.

Я уронила вилку прямо на свои архитектурно-съедобные шедевры, раздавив пирамиду вместе со сфинксом.

– Папа, дай мне один шанс, пожалуйста! Я знаю, что потеряла работу, и теперь тебе за меня жутко стыдно, – я впервые затронула эту тему в разговоре с папой и, увидев, как выражение его лица меняется с сердитого на откровенно несчастное, поторопилась продолжить. – Да, я провалила карьеру журналиста, но уверяю тебя – с этим твоим поручением я способна справиться! Я все сделаю, чтобы дача продалась, буду трудиться днем и ночью, превращу ее в конфетку! – Я перевела дух. – Пока не знаю как, но я отложила немного денег, только не ругайся, это всего десять процентов от стоимости квартиры, я уверена, что у меня всё получится. Я тебя больше не подведу.

Папа подошел к окну. Он тоже всегда успокаивался, глядя сверху вниз на оживленную Малую Балканскую улицу. Когда я была маленькой, у меня часто болели уши – хронический отит не давал спать; и пока мама была где-то на другом конце земли, мы с ним вдвоем провели много, много ночных часов, наблюдая за бегущими по своим делам машинками.

– Хорошо, Саша, – после паузы сказал он другим тоном. – Я тебе верю. Занимайся дачей сама. Хотя что я буду говорить людям, если меня будут спрашивать, почему это давно не видно мою дочь по телевизору?!

– Ну говори, что я работаю над новым проектом о жизни в деревне, – предложила я. – Тем более, что это в некотором смысле правда. Я даже сама перееду на дачу! Чтобы ни одной лишней минуты не тратить зря. Буду просыпаться и сразу приниматься за ремонт.

Мама всплеснула руками. Браслеты на ее запястьях протестующе зазвенели.

– Сашуля, это просто исключено! Там же совершенно никаких условий! Туалет на улице! Старая стальная печка! Ты замерзнешь! Витя, ну скажи же ей!

– Если хочет – пусть переезжает, – отрезал папа. – Иначе точно ничего не выйдет.

Боюсь, шансы у меня и так невелики, подумала я на следующее утро, глядя на огромную лужу посреди кухни. Вода струилась по печной трубе, водопадом стекала по кривым бокам чёрной буржуйки и скапливалась на выцветшем линолеуме в небольшое озеро. А ведь это даже не ливень – стандартный петербургский осенний дождик. В комнатах дела обстояли ненамного лучше – подтёки здесь расползались по всему потолку. Коричневые пятна на грязно-бежевой фанере походили на страшных мифических животных. Гераклом, побеждающем дырявую крышу, я себя совсем не считала. Чёрт возьми, я даже не знала, с какой стороны к этому подступиться! Как вообще чинят прорехи в крыше? Изнутри или снаружи?

Стены в доме производили не менее гнетущее впечатление. Обои в гигантских красных ромбах – типичный советский рисунок – вздыбились некрасивыми волнами. От выцветших заплесневелых ковров на стенах исходил отвратительный запах. Посевной календарь одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, оставшийся от прежних хозяев и украшенный фотографией редиски-рекордсменки, с трудом держался на последней ржавой кнопке.

Две продавленные кровати – точнее, тахты, вспомнила я полузабытое слово, – по одной в каждой комнате, с грубыми клетчатыми покрывалами на них. Дефицитная массивная темно-коричневая стенка, как ни странно, совсем не пострадала от времени и сырости (эти румынские мебельщики своё дело знали), однако ее устаревший дизайн угнетал гораздо больше, чем любой другой предмет обстановки. Безвкусная посуда, выставленная всем на обозрение за стеклянными дверцами, вызывала необоримое желание сбегать за молотком.

Инструменты, вдруг дошло до меня. Как же я буду делать ремонт без инструментов? Молоток, отвертка, что там еще мне может понадобиться? Надо порыться в шкафах, вдруг найду. Прежний хозяин вроде был дядькой основательным, рачительным хозяином, наверняка от него остались хоть какие-то инструменты. Не забрал же он их с собой в Америку, в конце концов!

И правда – не забрал. Потому что в развитую страну с этим доисторическим барахлом его бы точно не пропустили. Пограничники бы умерли со смеху. Молоток, больше похожий на кувалду; отвертка с тупейшим наконечником; топор с отваливающейся ручкой и целая груда невнятных железяк. Коробку, которую я обнаружила в одном из кухонных шкафов, следовало бы немедленно отнести на помойку, однако для временных работ сойдут и эти неуклюжие предки современных инструментов.

С чего же мне начать? – задумалась я, откидывая пыльную занавеску цвета сточных вод, чтобы поставить на кухонный подоконник свой фикус, и отчаянно чихая. Может, окна помыть? Но для этого нужно их открыть, а рассохшиеся деревянные рамы никак не поддавались, только ошметки белой краски разлетались в разные стороны.

Я вышла на улицу и, стоя под козырьком крыльца, оглядела участок. Красивыми на нем были только высоченные, благородные корабельные сосны. В первую очередь нужно скосить эту обнаглевшую траву, захватившую все шесть соток, решила я. Ничего сложного. И сразу будет аккуратный вид.

За калиткой соблазнительно поблескивал под дождем темно-синий автомобиль. Можно было бы сесть в теплый салон, включить музыку и поехать к родителям, полазить там по интернету, посмотреть ситком, валяясь на диване в ночной рубашке, а с убогой дачей папа сам разберется – наймет какую-нибудь фирму, профессионалов, они приведут дом в порядок за два дня, дача тут же продастся, я куплю себе двушку и заживу в ней превесело…