Книга Тень медработника. Злой медик - К. Секачева

– Почему никого не вызывали и никаких мер вы не предпринимали? – был дан ответ:

– У нас очень худой папа, мы думали, что ребенок перестраивается просто. Но суд все равно будет, так как угадайте, кого родственники обвинили в смерти малыша?

* * *

– У меня свой ресторан!

– У меня – бизнес-клуб!

– Я – владелец сети автосервисов!

– А я – врач.

Здесь все обычно замолкают, и взгляды устремляются на меня. Кто-нибудь один, робко:

– Что… настоящий врач?

И косится на многочисленные татуировки на врачебном туловище. Молчание.

Да, говорю, настоящий. И даже работаю в больничке. Да, каждый день. И дежурю, да. И в операционную хожу. И ночью. Да, да, все верно! Нет, не фэйковый. И нет, я не менеджер в частной клинике!

С этого момента внимание публики обычно сразу переключается на мою скромную персону.

– Скажи… Вот если ты правда простой доктор, то почему у меня болит вот здесь?!

И с торжествующим ***ищем тычет себя пальцем в бок. Экзаменует. Ну o’key.

Я не знаю, почему. Могу посмотреть, конечно. Но без дополнительных методов обследования сказать что-то конкретное почти нереально.

– А почему у меня Муську вчера вырвало?

Я не ветеринар. Я не знаю, чем нужно кормить кошек, чтобы их не тошнило. И нет, я не кастрирую животных на дому.

– А моя тетушка всю жизнь пьет упаренную урину и ни разу не лежала в больнице!

Торжествует. Развожу руками – тетушка, без сомнения, большая молодец, дай ей бог здоровья! Да, я против ежедневного и вообще какого бы ни было питья урины. Даже детской. Даже в компрессах. Ой, все.

Я очень горжусь своей специальностью. Искренне считаю ее самой лучшей на свете. Но! Лечить вас, ваших мусек и ваших тетушек-любительниц нетрадиционной медицины больше вне клиники не буду. Приходите ко мне в рабочее время с энной суммой в кармане – тогда пожалуйста! И сама посмотрю, и к профильным специалистам направлю, ежели потребуется. А так… надоело.

* * *

Хотите знать, что бывает в семье, где два медика? Наши родители – врачи, папа – невропатолог, мама – гастроэнтеролог. Они уже оба на пенсии, им по 62, но до сих пор работают. Брат лучше помнит, ему уже 40, у него были макароны и рыба, но я до сих пор не забуду голодные 90-е… Если бы не папины связи – его знакомая директор столовой. Картошка и иногда сосиски замороженные – вот все мои воспоминания о еде. Мы так радовались, когда папа приносил нам сникерсы! Ни брат, ни я не пошли в медики. Он – инженер-программист, я – инженер-железнодорожник. Почему? Потому что мы с детства на себе познали, как плохо быть детьми медиков – вечное безденежье. У меня сейчас оклад больше, чем у родителей, несмотря на то, что оба ветераны труда. Буду ли я поощрять своих детей в стремлении к медицине? Может быть. Но не в этой стране. Мне тоже иногда кажется, что, может быть, стоило пойти в медицинский, лечить людей. Но как посмотрю на свою расчетку в РЖД, где хватает только на поесть и квартплату, и думаю – а как бы жила, будучи медиком? И слушаю, как родители говорят, что еще хотят поработать пару лет или сколько смогут, потому что не знают, как прожить на пенсию…

* * *

Я работала медсестрой в абортном отделении гинекологии.

Сыну было лет 5. Часто приходилось брать с собой.

Его как-то спрашивают в детском саду:

– А твоя мама кем работает?

– Мама укольный врач.

– И что она делает?

– Детям бошки отрывает!

Больше я его на работу не брала.

* * *

Когда только начал работу в приемнике. Ложились мы по очереди спать, и вот я привык так, что спишь вполглаза, услышал скрип тормозов буханки скоряка, вскакиваешь с кушетки, надеваешь рубаху и встречать, двери открывать. Тут я проработал в таком режиме полгода и привык.

Как-то сплю я дома, как всегда вполглаза, а на вешалке у двери чистый и глаженый комплект формы висит. И вот услышал я скрип тормозов скоряка часа в три ночи, вскакиваю на автомате! Одеваю рубашку и иду мимо маминой комнаты. Мама меня спрашивает, мол, сына, куда пошел, а я в ответ типа мама, спи, скорая приехала, встречать надо. И иду себе дальше к входной двери, открываю, а в голове мысли: «Скорая, мама, работа, дом, коридор не больничный, дверь домашняя, рубаха рабочая».

Тут идет родная «Скорая» мимо моей двери, а город небольшой и все медики друг друга знают, и видят они меня в трусах и рабочей рубахе, стоящего в подъезде в тапках со словами: «Что привезли на этот раз?»

Конечно, я очнулся через 5 минут и понял, что заработался, но почти все свои меня еще месяц подкалывали.

* * *

Оперировали наркомана-зэка лет 50 с аппендицитом. Да только после операции у него температура все держалась, задержался в отделении.

Поначалу медсестры его боялись – хмурый, весь в наколках зоновских.

А выписывали – чуть ли не обнимались на прощанье.

И больных катать помогал, и за девочек заступался, если кто из больных наезжать начинал… и судно соседу по палате подкладывал и выносил.

А вот чаще, казалось бы на первый взгляд, социально полноценные люди ведут себя, как животное быдло. Так что меньше стереотипов, господа.

* * *

В 1999 году в патологии новорожденных мне выпало ухаживать за отказным ребенком с врожденным сифилисом. Выглядел он так, что Стивен Кинг удавился бы от зависти, а восставшие из ада нервно курят в сторонке. Красная с перетяжками кожа, лоскутами свисающая, постоянно шелушащаяся и облезающая, провалившийся нос, деформированный рот, череп, он постоянно кричал, так как каждое движение – это боль. Я каждый день приходил и делал то, что назначали старшие коллеги, вел его и еще несколько пациентов, большая часть времени – это естественно уход и не сложные манипуляции, обработка кожи, перестилка и т. д. и т. п. И так каждый день, каждое утро, скоро это стало рутиной. Но постепенно стало очевидным, что ребенок начал выздоравливать и восстанавливаться, поначалу это было не заметно. Но спустя месяц разница была поразительная, он почти не отличался от других детей, да, более бледный, меньше, но тем не менее кто его видел изначально, сказали, что не выживет. А спустя месяц-полтора он почти догнал сверстников. Тогда для себя я сделал вывод – делай, что должен, будет то, что будет. Может, не все от нас зависит, но, если каждый свою часть будет делать хорошо, то может что-то изменится.

* * *

У нас станция скорой так расположена, что амбулаторно приходит много пациентов с травмами, температурами и т. д. Не всегда, короче, вызывают. Человек 15 за день и около 8–10 за ночь. Так вот, новый главный врач, по специальности стоматолог, заставил вынести все лежаки и кушетки и вывезти их. Мол, вы 100 % ночные получаете и нечего спать. Попытались взбунтоваться, так нам сразу образец заявления на увольнение. В итоге мы сделали так: разложили в коридоре перед диспетчерской 20 носилок и легли на них, закрывшись с головой простынями. Только ноги торчат в синих штанах со светоотражающими полосками. Приходит пациентка с давлением, свет приглушен, а в коридоре мы тихо лежим штабелями. Ох, как же она заверещала: