Книга Закон Призрака - Дмитрий Силлов

Однако позиция у тех, что наверху, была не очень. Попадали кто куда, удобства никакого, край крыши обзор загораживает. Дело, конечно, поправимое. Подполз туда, куда хочется, и стреляй в того, кто не нравится. Поэтому я бежал на максимальной скорости, без всяких «маятников», тупо по прямой… Окажись кто-то из стрелков чуть пошустрее, срезать меня очередью было бы для него делом одной секунды. Но Призрак подарил мне этих секунд аж штук десять, как патронов отсыпал в критический момент.

И я использовал эти секунды по полной…

Автоматы с крыши административно-бытового корпуса ударили, лишь когда я уже взбегал по серым ступенькам, ведущим ко входу в здание. Какой-то стрелок извернулся, пытаясь меня достать, но пули лишь вышибли бетонную пыль из лестницы в том месте, где я был мгновение назад. Я не видел этого, лишь услышал визг рикошетов. Оборачиваться времени не было. Бежать через возможно закрытые двери – тоже…

Первый административно-бытовой корпус чернобыльской АЭС (сокращенно АБК-1) задумывался архитекторами как стеклянное здание. Колонны, балки, перекрытия, а меж ними – огромные рамы со стеклами размером два на два. И, что самое странное, за все годы после аварии ни одно из этих стекол не было выбито! Более того, на них даже грязь отсутствовала, словно их только что вымыли. Кстати, не только стекла, а вообще все здание выглядело так, будто его вчера сдали в эксплуатацию, – ни царапинки нигде, ни щербинки. Бывает такое в аномальных Зонах, встречал уже не раз. Словно дороги тем Зонам отдельные здания, которым не могут причинить ущерба ни вандалы, ни неумолимое время. И по собственному опыту знал я, что непросто в таком здании что-то сломать, даже стекло разбить – проблема.

Поэтому, взбегая по ступенькам, я начал стрелять…

Бронебойные пули ударили в центр стекла, но оно и не подумало разбиваться. Лишь прогнулось внутрь, словно поверхность мыльного пузыря, растревоженная ветром…

Но я не собирался сдаваться. Потому, что там, позади меня, остались мои раненые товарищи, потому, что Призрак все еще стреляет короткими очередями, но скоро, очень скоро его подавят огнем, не давая высунуться из-за борта грузовика, а потом, скорее всего, если не получится пристрелить, жахнут по гнилой машине из гранатомета… Поэтому я бежал, крича на бегу что-то невразумительное, крича и стреляя, потому что это проклятое стекло должно разбиться, потому что не может быть иначе…

И оно разбилось. Разлетелось неестественно для обычного стекла, на тысячи, мириады крошечных осколков, похожих на прозрачные капли. Не знаю, что разбило его, – пули или мое намерение проникнуть внутрь здания. Почему-то я уверен, что второе. Ведь в Зоне побеждают не пули и автоматы, а именно намерение – выжить, достичь цели. Или убить кого-то. Тоже, кстати, достойная цель в жизни, если есть за что…

У меня не было личных причин ненавидеть тех, кто сейчас находился на крыше здания. Как и у них не было причин ненавидеть нас. Просто в Зоне постоянно идет война, где убивают не из ненависти, а потому, что это необходимо. Иначе убьют тебя и твоих друзей. Можно сказать, такая работа. Грязная, но необходимая…

Я бежал по лестнице, ведущей на верхние этажи. Чистой, ухоженной лестнице, на которой не было даже следа пыли, словно по ступенькам только что прошлась тряпкой старательная уборщица. Я бежал, оставляя подошвами берцев грязные следы, – и на повороте увидел краем глаза, как эти следы медленно исчезают за мной, словно растворяются в белизне ступенек лестницы. Здание-аномалия внутри аномальной Зоны… Впрочем, ничего из ряда вон выходящего. Когда вокруг слишком много удивительного, очень быстро перестаешь удивляться…

Люк на крышу был открыт, и оттуда, сверху, слышались хлопки одиночных выстрелов, перемежаемые отрывистым стрекотом очередей. Это хорошо. Если стреляют, значит, еще есть по кому стрелять…

Я выскочил из люка, словно черт из табакерки, – грязный, злой, со «стечкиным» в руке… И сразу же мой взгляд наткнулся на круглые смотровые стекла защитной маски, за которыми можно было различить бессмысленные, немигающие глаза. Киб, скрываясь за вентиляционным коробом, в положении для стрельбы с колена контролировал, похоже, специально открытый люк. И палец запакованного в экзоскелет стрелка уже давил на спуск…

Мы выстрелили одновременно. Моя пуля разбила одно из стекол маски. Киба от удара страшной силы опрокинуло навзничь, голова стрелка, запакованная в шлем, гулко долбанулась о кровельное железо крыши. А его очередь, выпущенная из АК… черт его знает, что она натворила. Я, стреляя, очень постарался извернуться, уйти с линии выстрела, но на таком расстоянии это было нереально.

Меня дернуло влево, внизу груди заныло – и сразу же я почувствовал, как мне под ремень потекло тёплое… При пулевом ранении боль придет потом, возможно, адская, от которой ты и помрешь, – просто мозг не выдержит перегрузки болью… Но первые несколько секунд, пока ты еще жив, боли нет. Есть лишь осознание – «ранен! серьезно!!!» – и дальше уже от человека зависит. Кто-то упадет, свернувшись в позу эмбриона и ожидая прихода той самой боли. А кто-то будет продолжать выполнять боевую задачу – или ту, которую сам себе поставил. Не потому, что офигенный герой или что-то типа этого. Просто так намного легче, чем валяться в луже собственной крови, прислушиваясь к себе и ожидая неминуемого.

Поэтому я стрелял, стрелял, стрелял – в шеи чуть ниже затылка, защищенные не особо толстыми пластинами стали, вдавливая пулями в мясо эти пластины, ломая ими же хрупкие шейные позвонки. В круглые стекла защитных масок. В кисти рук, сжимающих оружие, – если стволы слишком быстро разворачивались в мою сторону…

Их было восемь на крыше, бронированных, сильных, отлично подготовленных. И несколько медлительных из-за веса своей брони. Стреляли они, стрелял я, постоянно перемещаясь и ощущая, как тяжелеет пистолет в моей руке… Плохо, очень плохо. Значит, от кровопотери стремительно теряю силы и, скорее всего, очень скоро сдохну прямо здесь, на этой крыше… Но это, честное слово, отличная смерть, просто отличная! Вот так, без боли, и в бою. Можно ли желать лучшего ухода в Край Вечной войны? Вот только заберу побольше врагов с собой, заберу их всех – такая вот у меня самая последняя цель в жизни…

Но тут сбоку хлопнул выстрел – и пистолет вылетел у меня из руки, едва не свернув запястье. Семь трупов лежали на крыше, семь кибов, убитых мною. И лишь один сейчас целился в меня – тоже раненый. Тот самый, что контролировал люк, с разбитым защитным стеклом маски, на осколке которого болтался клок зрительного нерва. Живучий, гад. Не так-то просто убить киба, в этом я убедился только что. Даже получив смертельное ранение, они все равно пытались стрелять, поэтому на них порой приходилось тратить две-три пули – за что отдельное спасибо конструктору пистолета, снабдившего своё замечательное оружие магазином на двадцать патронов.

Да только не было у меня больше пистолета, улетел куда-то под один из трупов, валяющихся на крыше. А подбирать чужое оружие – поздно, потому что раненый киб, хоть и покачивается, но все равно довольно уверенно целится в меня, чтобы довершить начатое. Похоже, он просто промахнулся: целился в меня, а попал в пистолет. И сейчас он держал свой автомат, плотно уперев его в плечо, с явным намерением не промахнуться во второй раз.