Книга Проказы разума - Алексей Макеев

Я взглянул на Настю. Ее лицо с матовой кожей, аккуратным носиком, сочными губами, шелковистыми бровями, большими глазами, обрамленное густыми, рассыпанными по подушке черными волосами было прекрасно. Даже во сне казалось, девушка позирует перед объективом фотоаппарата, ибо ее прекрасное тело лежало в соблазнительной позе, целомудренно прикрывая одной рукой грудь, а ноги скрещены и чуть и чуть повернуты в сторону, скрывая восхитительную ложбинку у основания бедер. Мне очень хотелось лечь рядом с Настей, привлечь ее к себе и заснуть в ее объятиях… Но были дела. Думаю, утром, если Настя не найдет меня рядом с собою на диване, она если и обидится, то не на всю жизнь, а у меня еще будет время искупить свою вину. Ключ у нее от квартиры есть, где стоит холодильник, она знает, управляться с кофемашиной и тостером умеет. Так что спи, дорогая!

Я осторожно встал из кресла, оделся, прихватил с собою в целлофановом пакете ноутбук, джинсы, свитер и тапочки, вышел в прихожую. Здесь, надев теплую куртку и туфли, шагнул за дверь. Спустившись в лифте вниз, ступил из подъезда в ночь. Теперь я был в теплой куртке и туфлях, и мне не страшны ни холод, ни дождь. Гараж, где стоит мой старенький «БМВ», находится в пяти минутах ходьбы. Я преодолел расстояние до гаража, вывел из него машину и отправился в больницу.

Глава 10

Возвращение

Вернувшись в больницу, я припарковался на автостоянке и, оставив в машине куртку, ноутбук и цивильные вещи, выскользнул из-за руля. Снова придерживаясь темных мест, вернулся к черному ходу в здание. Перед тем как влезть на колонну крыльца, глянул по сторонам, но везде было тихо, пустынно. Для меня, спортсмена, ничего не стоило влезть по колонне, словно по шесту, ухватиться за козырек крыльца или пол балкона, это смотря с какого этажа смотреть, с первого или со второго, затем подтянуться, схватиться за перила и перелезть через них. Перила были грязноватыми, да и столб не чистым, я немножко испачкался, но ничего – замою или застираю грязь, мне, холостяку, к такого рода работе не привыкать.

«Универсальным ключом» открыл дверь, скользнул внутрь и вновь закрыл дверь на задвижку. Прислушался. В неврологическом отделении стояла тишина – самый сон; наверняка больные дрыхли без задних ног, да и медсестра с нянечкой, которым, в общем-то, спать не положено, очевидно, тоже где-то дремали.

На всякий случай я заглянул в свою палату, не хватились ли меня мои соседи по боксу, но и они по-прежнему спали на своих местах.

Я снова вышел в коридор. Уже проторенной дорожкой прошел к технической двери, ведущей на крышу, и, открыв ее «ключом», скользнул сначала в нее, а потом к окну ординаторской. В помещении для врачей все так же было темно. Я открыл окно, влез внутрь. Здесь я уже более-менее ориентировался, а потому смело прошел к выключателю и включил свет. Приблизившись к столу доктора Фролова, перебрал истории болезни, отложив в сторону те, на которых стояла дата поступления в больницу вечер второго октября и ночь со второго на третье октября. Оказалось, что в один день вместе со мною в больницу попали, не считая четверых погибших, Дмитрий Миклухо, Александр Посылаев, Исмаил Рахимов и Сергей Васнецов – тот самый, что лежал в отдельной палате, подключенный к аппарату искусственной вентиляции легких. Что ж, выходит, эти четверо – кандидаты в покойники? Их тоже неизвестный маньяк-убийца собирается в ближайшее время уничтожить? И вполне возможно, один из них убийца. Но, разумеется, ни находившийся в коме Васнецов, ни парализованный Рахимов ими являться не могут, значит, это либо Миклуха, либо Посылаев? Хотя не факт, возможно, убийцей может быть и человек, который лег в больницу позже, скажем, на один день. Да-а, поразмыслить есть над чем.

Я снова сложил все истории болезни в одну стопку, выключил свет, потом выскользнул в окно, затем в двери, закрыв их с помощью своего «универсального ключа».

Вернувшись в палату, вошел в санузел, отряхнул брюки, олимпийку, а кое-где замыл водою грязь, затем зашел в свой бокс, разделся и лег спать. Бессонная ночь дала о себе знать, и хоть и существовала опасность повторного нападения на меня неизвестного, я все же уснул.

Проснулся я по больничным меркам довольно поздно – перед самым завтраком. Мои соседи по палате сидели на своих кроватях и разговаривали, если можно назвать разговором то, что Посылаев время от времени задавал Миклухе вопросы, а тот в ответ либо говорил абракадабру, переставляя в словах слоги, а то и объединяя их, либо мычал что-то в ответ, либо, что чаще всего, отмалчивался.

Умывшись и побрившись, я взял у веселой раздатчицы тети Маши тарелку овсяной каши, хлеб с сыром и маслом и кружку чаю и, вяло двигая челюстями, поскольку не выспался и есть совсем не хотелось, позавтракал. А после завтрака пришел следователь Михаил Кристальный. На сей раз проводить беседу в палате он не стал, предпочел вызывать нас в предоставленное ему для опроса свидетелей помещение. Не знаю, с кем он раньше разговаривал и кого приглашал для беседы из нашего отделения, из нашего же бокса вначале он вызвал Миклуху, потом Посылаева и уж третьего меня. «Прием» свидетелей он проводил в конференц-зале – небольшом помещении со столом для президиума и несколькими рядами кресел. Восседал следователь с ромбовидной фигурой, добродушный на вид, но с суровым взглядом, за столом президиума.

– Проходите, Гладышев, садитесь, – буркнул он, даже не подняв от лежащих перед ним бумаг взгляда.

«Что-то здесь не так, раз следователь такой неприветливый», – подумал я, усаживаясь на стул, стоявший по другую сторону стола напротив Кристального.

– Рассказывайте, Гладышев, что вам известно о смерти Виктора Протасова. – Он наконец-то поднял голову и хмуро глянул на меня.

– А что рассказывать-то, – продолжая чувствовать неладное, спросил я льстивым голосом. – Я понятия не имею, что произошло. Я спал, когда меня разбудили Миклухо и Посылаев и сообщили мне, что Дмитрий Миклухо обнаружил в душе нашей палаты мертвого Виктора Протасова. Я посоветовал Миклухе сразу же вызвать медсестру и нянечку, что он и сделал. Медсестра и нянечка сообщила о происшествии куда следует. Позже я заглянул в душевую вместе с еще одним обитателем нашего бокса Александром Посылаевым. Действительно, там абсолютно голый, прислонившись спиною к стене, в душевой кабине сидел мертвый Протасов. Больше я ничего не знаю.

– Да?! – произнес следователь таким тоном, будто хотел издевательски сказать: «Да что ты говоришь!» – А вот мне Миклухо, хоть и с трудом, переставляя слоги, все же сказал, что слышал и видел, как вы незадолго до того времени, когда он обнаружил труп Протасова, выходили из палаты, бродили где-то по коридору, потом заходили в санузел, где был слышен звук льющейся из душа воды – очевидно, там мылся Протасов, – а потом вышли оттуда, вернулись в свою палату и легли спать. А чуть позже он, решив сходить в туалет, поднялся со своей кровати, вошел в санузел и обнаружил там мертвого Протасова. Что вы на это скажете?

Да, хорошенькую свинью мне подложил Миклухо. А ведь у нас в стране негласно стукачество считается если не смертным грехом, то уж точно позорящим честь порядочного человека деянием. Впрочем, понять Миклуху можно. Этот «Гриша, гад, гони гребенку…» из опасения быть заподозренным самому в убийстве Виктора подставил меня, как, впрочем, и я подставил его по той же причине, умолчав о найденном мною раньше него трупе.