Книга Новая Эпоха - Сергей Джевага

Отчаявшись добиться внятного результата от сложной магии, я скорее от безысходности испробовал Знаки. И был вознагражден – элементарное волшебство прекрасно действовало.

«Кретин! – подумал я растеряно, посмотрел на воронку в земле от Знака Огня. – Узколобый кретин. Привык к плетению кружев, забыв о дубине. А простые вещи работают, когда сложные предают и ломаются…»

Но очнулся я довольно быстро и торопливым жестом вызвал символ Воды, наполнил флягу и вдоволь напился, привычно обругал себя за глупость. Без злости, с тусклой улыбкой.

Появилась надежда. Пусть Знаки статичны, слабо изменчивы, но у меня имелся опыт передвижения с их помощью. Не сильно удачный, но как улучшить эксперимент мысль появилась…

И все же, почему остальную магию лихорадит, а Знаки работают?

Я спросил у Клена. И тот нехотя проворчал:

– Они старше словесных формул. Возникли до того, как мы научились говорить.

– Знаки – тоже имена?

– Не совсем. Сама суть вещей и явлений. Элементарные символы, закодированные изначально во все, что ни есть.

– То есть… – поразился я.

– То есть они – язык Творца, – сварливо ответил Падший. – Свидетельство Воли, присутствия.

– Но тогда зачем нужны имена?

– Да затем, что Знаками трудно оперировать, трудно разгадать. Сотни лет ушли на то, чтоб познать единицы.

«Вот почему ни Астральные бури, ни сила Светозарного не подействовали, – мелькнула ошеломленная мысль. – И потому Знаки не пьют личную силу, не награждают откатами. Язык высшего порядка, исходный и изначальный… О, Тьма!»

Заинтригованный я хотел расспросить подробнее, но не успел. Дорога круто вильнула и выскочила под открытое небо. У обочины показался труп крестьянина: подгнивший, зловонный, окруженный роем зеленых мух.

Я невольно сбился с шага. Услышал тревожное карканье, обернулся на звук и увидел жирного ворона, который, тяжело взмахивая крыльями, взлетел с тела девочки чуть поодаль от первого мертвеца.

Глаза выклеваны, лицо исполосовано глубокими царапинами, а босые ноги сбиты до костей. Цвет платья не определить, настолько старое и ветхое, волосы серые от пыли. И уже вздулась, начала разлагаться…

Вздрогнув, я отвел взгляд и прошел мимо. Но укрыться от запаха не смог. Не смог спрятаться и от реальности, ибо та преследовала повсюду. Через десяток шагов показался еще один мертвец, через двадцать – еще.

Тела свежие, хотя жара и разложение страшно изуродовали. Черные точки воронья отмечали на тракте смерти как чернильные кляксы, птицы кружили и в небе. А вдалеке, в знойном мареве плавали силуэты сельских изб, амбаров, мельница на холме, темной линией вилась городская стена, из-за которой выглядывали острые шпили флюгеров и флагштоков.

Небо подпирали столбы черного дыма. Дымились и сожженные поля, и развалины пригорода. И отсюда видно, что стену пятнала копоть, змеились трещины, кое-где зияли огромные проломы. Но ни беженцев, ни мародеров, ни криков, что случается сразу после успешной осады.

Тишина.

– Мы могли бы договориться, – шепнул Падший. – Я многое рассказал. Представь, что мог бы поведать еще. Сверни, и мы заключим сделку…

На этот раз я почувствовал, с каким трудом даются ему слова. Сила, бьющая из ворот, была враждебна как Древнему, так и мне. Мешала черпать энергию из окружающего мира, сковывала. Кальвин явно готовился наобещать, чего угодно лишь бы не заходил в город. И обещал, грозил, упрашивал. Но я не слушал, сосредоточившись на том, чтобы просто добраться.

Путь выдался не из легких. Сила, волнами расходящаяся от поселения жгла живот, путала мысли и лишала воли. Я шагал с огромным трудом, пошатываясь и спотыкаясь, почти физически чувствуя встречный поток. Шагал мимо дымящихся полей, изб с разбитыми окнами и дверьми, с замаранными подсохшей кровью стенами. Мимо мертвых, вскармливающих своими телами воронье, и груд мусора, что недавно имели вид посуды, мебели, одежды…

У крепостной стены мне повстречалась первая живая душа. В пыли у обочины вяло возился худой как палка мужчина, одетый в драную мешковатую робу. Пытался ползти, стонал, что-то невнятно шептал.

Невольно остановившись, я посмотрел на него. Лицо обожженное, на губах язвы, короткая борода спутанная и грязная. Бессвязное бормотание оказалось молитвой, пением. Но так охрип, что едва ворочал языком. Да и взгляд отсутствующий, абсолютно пустой. Тело корчилось на земле, а душа и разум витали где-то далеко.

Я скрипнул зубами и отвернулся, прошел в ворота. Через пару десятков шагов увидел других выживших. Высушенные как мумии и оборванные люди медленно брели в том направлении, что и я: дети и взрослые, женщины и мужчины.

И картина та же – следы пожарищ, разбитые телеги и дохлые кони, груды смердящего сора. Ветер носил по улицам пепел, протяжно завывал и свистел. Издалека долетал смутный шум, ропот толпы.

Головная боль усилилась, в солнечном сплетении невыносимо жгло. Но я терпел и шел на гул. Кто-то из фанатиков оглянулся – в глазницах полыхнуло золотистое зарево. Оглядывались и другие, отступали, давали дорогу и смотрели вслед.

Пристально, внимательно.

Город оказался не таким большим, как выглядел со стороны. Вскоре смутный гомон превратился в отчетливый шум множества голосов. Улица раздалась вширь, перетекла в площадь.

Дома здесь высокие и богатые, украшены статуями и фресками в старом стиле. Но все же обители купцов и мелкой знати блекли на фоне ратуши и храма, стоящих впереди. Хотя администрация скорее смахивала на просто разросшийся особняк, а вот прибежище монахов нависало над площадью, давило величием и годами – древнее мрачное здание с темными от времени стенами, толстыми колоннами и узкими стрельчатыми окнами.

Общую картину портили пятна краски на кладке. Кто-то замазал лики Падших богов, поверх намалевал солнечную символику. Хватало и копоти, и щепок, и битых стекол – очевидно служители бились до последнего, не поддавшись внушению чужого бога.

Народу на площади пруд пруди. Одни сидели на мостовой, другие жались к стенам, третьи валялись вповалку. И никого не смущало, что зачастую лежат в собственных нечистотах. На кого ни глянь – лица одухотворенные и возвышенные, глаза пустые, руки молитвенно сложены на груди.

Люди заунывно пели. Но когда я ступил на площадь, разом умолкли, начали оборачиваться. Десятки и сотни глаз, полыхающих золотом, обратились ко мне.

Если поначалу было не по себе, то теперь стало откровенно страшно. Но понимая, что пути назад нет, я медленно пошел к храму. И словно подчиняясь беззвучной команде, народ начал расступаться. Движение настолько слитное, что сомнений больше не оставалось. К тому же вокруг чувствовалась одна аура… одна, а не множество!

По-видимому, Светозарный вселился разом в тысячу или больше людей.

Изумление еще не потухло, а впереди показалось крыльцо собора, сидящий на верхней ступеньке человек. Жадно прикипев взглядом, я сразу отметил – немолод, тощ и жилист. Кутается в рваный балахон служителя, будто мерзнет. Лицо узкое, вытянутое по вертикали и неприятное: заостренный нос, выдающаяся прямо-таки лошадиная челюсть. Лицо аскета и мыслителя, но в то же время – идиота, злобного фанатика.