Книга Источник судьбы - Елизавета Дворецкая

Отец Хериберт чуть не прослезился от счастья и благодарности Господу, пока совершал обряд венчания. Потом знать переместилась в графскую усадьбу, где уже был приготовлен пир, а на площадке перед воротами Тибо распорядился выставить бочки с пивом и двух жареных быков для простого народа. В гриднице не было свободного места, одни гости приходили, другие уходили.

У Рерика голова шла кругом, казалось, этот день никогда не кончится.

– А ты что такое невеселый, а, старик? – крикнул он Ториру Белому. Тот сидел всего за несколько человек от почетного места жениха, но приходилось кричать, чтобы в общем шуме хоть что-то можно было разобрать.

– Наверное, жалеет, что не он здесь жених! – усмехнулся Орм.

– Или вспоминает свою свадьбу, – добавил Берг. – Да, Торир, а у тебя вообще-то была когда-нибудь свадьба?

– Бедная королева Торгерд, – вздохнул Торир, не обращая внимания на насмешки. – Пока вы росли, она столько раз мечтала, как вы станете взрослыми, прославитесь, возьмете в жены самых знатных и красивых невест…

– Так все и вышло! – утешил его Рерик. – Харальд женился на красивой девушке из рода франкских королей, а я – на самой красивой и знатной девушке Фрисландии. Обе они – достойные матери для будущих конунгов.

– Да, но только бедная фру Торгерд на свадьбах обоих сыновей не побывала.

– Зато отец наш радуется, глядя на нас из Валгаллы. А когда мы утвердимся в Ютландии, я сам за ней съезжу и непременно привезу, чтобы она жила с нами, в той самой усадьбе, которую отец для нее построил. Она будет видеть, как растут ее внуки, а это поважнее, чем какие-то свадьбы!

– Да уж, постарайся, – одобрил Торир. – Ваша мать – хорошая женщина, и она не заслужила, чтобы все лучшее в жизни проходило мимо нее.

Пир продолжался; на огромном блюде подали жареную свинью, животное богини Фроувы и символ плодовитости, гости ели, пили и веселились, стоял гул, смех, говор. Фризы и норманны сидели вперемешку, через одного – так предложил в начале пира Альдхельм, в знак единства их родов и помыслом. Только женщины, по норманнскому обычаю, разместились за отдельным столом – в самой середине невеста, по бокам от нее мать и Теодрада, потом остальные. Провозглашались кубки за Фрейра и Фрейю, в память предков и во славу потомков. Рерик только поднимал кубок, но почти не пил, и уже дважды выливал дорогое выдержанное вино прямо под стол. Его внутреннее напряжение нарастало, и он ни единого мгновения не имел на те мысли, которые обычно переполняют женихов во время свадебного пира.

Пора уводить женщин. Не было никаких признаков близкой опасности, мелькала даже робкая надежда, что страхи окажутся напрасными, что Рагенфредис все придумала. Не смея надеяться, что все обойдется, Рерик хотел как можно быстрее убрать из гридницы женщин, чтобы хотя бы они не попали под удар, если что…

– Передай графине Теодраде, что ей пора отдохнуть, – негромко сказал он кравчему, Лофту, когда тот подошел в очередной раз наполнить его кубок и наклонился.

Тот кивнул и направился к женскому столу. Вот он склонился к Теодраде, та послушала его немного, подняла глаза на Рерика, тот кивнул. Теодрада встала и взяла за руку Рейнельду. Поднялись и прочие женщины, чтобы дать им пройти, они стали пробираться к выходу.

– И теперь, когда близок час возрождения свободы и славы фризов, я хочу поднять этот кубок за то, чтобы воплотились самые священные заветы наших предков! – раздался голос Альдхельма, и тот поднялся, держа кубок на вытянутой руке. – Я хочу выпить вместе с тобой, граф Рерик.

Он подошел ближе. Рерик встал. Глядя в глаза новоявленному родичу, он видел в них напряжение и ожидание. Альдхельм покачивался и раскраснелся, но явно притворялся гораздо более пьяным, чем был на самом деле.

– А самый священный завет наших предков… – на ходу продолжал Альдхельм, – самый священный завет, оставленный нам предками и богами… гласит… Эала фрейа фресена! – на языке фризов провозгласил он. – Фризы должны быть свободными!

Это был знак. И Рерик ничуть не удивился, как вслед за этими словами Альдхельм бросил кубок прямо ему в лицо. Мгновенно уклонившись, он уберег глаза от выплеснувшегося вина и потому успел увидеть, как Альдхельм выхватывает из-под шазюбля длинный нож и бросается на него. Рерик швырнул в противника собственный кубок, наклонился, одновременно уходя из-под возможного удара, и извлек из-под ремня на ноге скрамасакс.

Краем глаза он успел заметить, что драка вспыхнула одновременно по всей гриднице. По знаку, данному вождем, каждый из фризов выхватил нож и попытался вонзить его в грудь своему соседу-норманну. Но плоды этой попытки оказались гораздо слабее, чем они рассчитывали, потому что под нарядным платьем оказались кольчуги, а кое у кого и настоящие доспехи из железных пластин на кожаной основе. Мечей на пир пронести не удалось никому, а ножи норманны отбивали наручами и тяжелыми браслетами, которыми украсились в изобилии. В ход пошло все – кубки, здоровенные питьевые рога, столовые ножи, блюда. Веселый гомон пира мгновенно сменился шумом схватки: звенела посуда, раздавались яростные крики, треск дерева. Хрут Большой подхватил своего соседа, обеими руками поднял его в воздух и с размаху швырнул на стол: тот пролетел, сшибая посуду и еду, повалил еще несколько человек.

А Рерик, перепрыгнув через стол, набросился на Альдхельма. Он был моложе и легче, но хорошая выучка, ярость и решительность норманна уравнивали их силы. Они отчаянно боролись среди толкотни и давки, никому толком не удавалось использовать свое оружие, хотя лезвия ножей уже не раз скользили по телам, и разрезанные нарядные шелка повисли лохмотьями. Наконец Рерик подбил ногу Альдхельма, опрокинул того наземь, схватил за волосы и несколько раз сильно ударил головой о камень очага. А потом вонзил скрамасакс под горло. Хлынула кровь, и он, бросив уже не живого противника, вскочил, но тут же на него еще кто-то накинулся, и он отскочил за столб, подпирающий крышу.

Перед ним был Элланд. В красивой ярко-желтой далматике, уже залитой кровью с правой стороны, непонятно, своей или чужой, с окровавленным ножом в руке, он смотрел на Рерика с непримиримой ненавистью. И теперь ему был как нельзя лучше понятен тот торжествующий взгляд, который на него бросил брат невесты в день обручения. Тогда сын Альдхельма уже знал, что ликование врагов продлился недолго и что победа их обманчива. Он только не знал, что его враг осторожен, недоверчив и в любое время готов к неприятностям.

Подхватив из-под ног упавшее серебряное блюдо, Рерик в первые мгновения использовал его как щит; блюдо, на котором недавно лежала жареная свинина, было скользким от жира, но Рерик крепко вцепился в край через длинный рукав далматики, и такой щит был все же лучше, чем никакого. Отбив первый выпад Элланда, он сам нанес несколько быстрых ударов, но лезвие скармасакса, хоть и достало до тела, лишь распороло желтый шелк, а под ним обнаружилась серая чешуя кольчуги. Ведь фризы не просто подозревали, а точно знали, что на пиру будет смертельная схватка, а слабыми противниками норманнов не считали.

Лезвие Элландова ножа скользнуло по шее Рерика – фриз тоже понял, что его противник защищен и бить имеет смысл только в открытые места. Но здесь железо столкнулось с золотом гривны, которую Харальд, необычайно расщедрившись, одолжил на это день младшему брату. Будто знал, что Золотой Дракон в самом прямом смысле прикроет его от смерти.