Книга Жар-птица - Джек Макдевит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я позвонила Алексу и рассказала обо всем, что слышала и видела.
– Где именно был Чермак, когда все случилось? – спросил он.
– В Кейтон-Ферри.
– Кейтон-Ферри?
– В эпицентре землетрясения, на берегу океана. Северо-западнее Коландры.
– Понятно.
Последовала долгая пауза.
– Хочешь, чтобы я туда съездила?
– Думаю, это хорошая мысль. У них есть какой-то памятник Чермаку. Посмотрим, что еще удастся узнать.
Я желаю моему брату всего наилучшего. Прошу только об одном: чтобы я всегда мог оставаться на шаг впереди.
Джош Левинс. Правила тьмы (1398 г.)
Не считая нескольких специально сохраненных руин, единственным свидетельством того, что Кейтон-Ферри сорок один год назад был разрушен землетрясением и цунами, является Мемориальный парк: он занимает обширную территорию на западе города, между центром и океаном. Все остальное отстроили, восстановили и заменили.
К моменту катастрофы население Кейтон-Ферри составляло около десяти тысяч человек. С тех пор оно намного увеличилось; как и во многие прибрежные города, сюда устремились туристы. Город известен постройкой под названием Большое Яблоко и Университетом Кризинского, в нем находится самая популярная на континенте трасса для автогонок, а также главные управления трех основных церковных организаций. Как отметил через несколько дней после землетрясения известный атеист Вендель Кавич, все их заявления о близости к Богу, получается, ничего не стоили.
Я поселилась в отеле «Вид на море», рядом с Мемориальным парком, и переоделась в более удобную одежду.
Парк состоял по большей части из тщательно ухоженных лужаек, подстриженных живых изгородей и групп тенистых деревьев. Под двумя куполами можно увидеть руины. Рядом с ними установлены таблички с фотографиями зданий до катастрофы.
В парке есть кинотеатр, где дважды в день показывают «День героя» – документальный фильм о тех событиях. В Г-образном здании располагаются сувенирный магазин, административные помещения и музей.
Я зашла в музей. Там было много предметов снаряжения, которые использовали в те дни спасатели и пожарные. Был выставлен также искин, координировавший их действия и готовый поговорить с любым, у кого имелись вопросы или комментарии. Я немного постояла и послушала.
– Как ты чувствовал себя посреди всего этого? – спросил мальчишка-подросток. – Было страшно? Искинам бывает страшно?
– Меня вдохновляли, – отвечал искин голосом немолодого мужчины, – героические усилия тех, кто пришел на помощь. Я имею в виду не только профессионалов, но и обычных людей, рисковавших жизнью ради друзей и соседей. Было ли мне страшно? Да. Я знал, что нам грозит опасность.
– Ты боялся за себя?
– Да. Я боялся за всех нас.
Пожилой мужчина поведал, что едва пережил натиск стихии.
– Я был на лестнице, – сказал он. – Она обрушилась, и я сломал обе ноги. Дом горел, но тут появилась девушка и вытащила меня. – Он улыбнулся и показал на стоявшую рядом женщину. – Потом я женился на ней.
– Отличный выбор, – одобрил искин.
Парень в флотской форме поинтересовался, почему никто не был готов к землетрясению:
– Как вышло, что оно застигло всех врасплох? Неужели политики оказались ни на что не годны?
– Сейчас, оглядываясь назад, – ответил искин, – нам легко говорить, что мы могли сделать и чего не могли. Мы считали, что настолько сильное стихийное бедствие обязательно даст знать о себе заранее: вот в чем дело. Нас подвела наука.
Галерея героев была посвящена восемнадцати погибшим при землетрясении. Их фотографии занимали большую часть двух стен: молодые и старые, мужчины и женщины, в форме и в гражданском. Среди них был и Элиот Чермак, красивый и бесстрашный, в серебристо-голубом костюме пилота. Под фотографией стояли его имя и годы жизни: 1326–1393.
Героям была посвящена брошюра: на обложке – фотографии, имена и девиз «Величайшая отвага». Я взяла ее и пролистала. Внутри были краткие биографические очерки и десятки фотографий – моменты из личной жизни этих людей до катастрофы. На одном из снимков Чермак стоял рядом с Робином.
Я купила один экземпляр и забрала его с собой.
В книге было фото родителей Чермака. Отец смущенно улыбался фотографу, мать сияла красотой. Сразу становилось понятно, кому Чермак был обязан своей внешностью.
Дальше шли фотографии его самого. Чермак стоит в группе первоклассников у начальной школы в Кардуэлле. Двенадцатилетний Чермак сидит с отцом на пляже. Чермак играет в пальмбол со своим старшим братом Грегори. Чермак обнимает на школьном балу роскошную брюнетку, которая любезно улыбается фотографу.
Чермак в Университете Кризинского, на каникулах, на чьей-то свадьбе. Два фото из летной школы. Снимок, сделанный после его первого самостоятельного полета. На лице Чермака сверкала радостная улыбка. Я прекрасно понимала его: даже много лет спустя это мгновение оставалось самым счастливым в моей жизни.
Две фотографии Чермака во время службы на флоте, где он дослужился до капитан-лейтенанта. И наконец, Чермак на фоне «Волнолома» на одном из причалов Скайдека. Плюс то самое фото Чермака с Робином, который был назван в брошюре «всемирно известным физиком». Робин выглядел слегка надменным и самовлюбленным, Чермак же, видимо, считал, что оказался на вершине мира.
Старший брат Элиота, Грегори, до сих пор жил в городе. О его профессии нигде не говорилось, и я сделала предположение – как оказалось, верное, – что он довольствуется базовым пособием. Я позвонила ему и сообщила, что собираю материалы об Элиоте.
– Это было давно, – сказал он с плохо скрываемым раздражением.
Я решила, что он, возможно, завидует Элиоту, о котором много говорили. Завидует до сих пор, сорок лет спустя?
– Поэтому мы и занимаемся исследовательской работой, – ответила я. – Не найдется ли у вас материалов о брате, на которые я могла бы взглянуть? Мы хотим больше узнать о том, каким он был на самом деле, и о семье, сумевшей воспитать такого человека, как он.
– Что вы имеете в виду?
– Всем известно, что Элиот – герой, но никто толком не знает, каким человеком он был.
– Вряд ли смогу поделиться чем-нибудь ценным. Приятно было пообщаться…
– Погодите. Не отключайтесь. Это очень важно, господин Чермак. Я готова заплатить за информацию.
– В самом деле? Сколько?
Я назвала минимальную сумму, которую всегда можно было увеличить.
– Ладно, – ответил он. – Сделаю, что смогу. Но деньги вперед, пожалуйста.
– Давайте сначала посмотрим, что есть у вас.
– Что, собственно, вас интересует? – Голос его смягчился, хотя и ненамного.