Книга Большая игра - Дэн Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда и говорить ничего не надо.
— Да, твоя правда.
Как завороженный, я смотрел на извивающиеся в танце языки пламени. Ощущал их жар на своих щеках.
— У нее в мозгу нашли рак. Она долго мучилась, а потом… — Я стиснул зубы, чтобы не разрыдаться. Сдавленным голосом я продолжил: — Отец до сих пор не пришел в себя. Смерть мамы его сильно подкосила. Я решил, что если принесу хороший трофей, то он обрадуется, станет прежним, но теперь этому не бывать.
Я чувствовал, что президент пристально смотрит на меня. Он оторвал от меня взгляд, только когда послышался какой-то шорох в стороне. Поглядев с минуту в ночную пустоту, президент снова заговорил со мной:
— А братья или сестры у тебя есть?
— Не, мама всегда говорила, что ей одного сорванца хватает, — ухмыльнулся я.
Президент ласково улыбнулся:
— Моя мама говорила мне нечто подобное, когда я просил ее подарить мне братишку. Похоже, у нас немало общего, как считаешь?
Он подался в мою сторону и спросил:
— А почему ты спрашивал про власть?
— Просто так.
Он молчал, ожидая, что я еще что-то добавлю.
— Мой отец имеет власть над людьми, — сказал я. — Наша семья известна в здешних местах. Может, вы слышали о моем папе? Его зовут Топио. Его назвали так в честь бога лесов.
— Боюсь, раньше о нем не слышал.
Я развел руками:
— Ну, вы вообще-то в охоте не особо разбираетесь.
— Должен признаться, да.
Я достал фотографию и передал ее президенту:
— Это мой папа.
Он внимательно посмотрел на фото.
— А это убитый им медведь, о котором ты говорил?
— Он самый.
— Просто огромный.
— У нас в деревне все мальчишки в тринадцать выходят на охоту одни. Каждый проводит в лесу целую ночь и день, а животное, которое удастся подстрелить, должно всем показать, чего стоит охотник и каким он станет мужчиной. — Я вспомнил напутствие Хамары перед началом моего испытания. Он сомневался, что я вообще что-то поймаю.
— Так ты это имел в виду, когда говорил о трофее, да? — президент перевел взгляд с фото на меня. — И что сказали про твоего отца, когда он принес голову медведя?
— Что он сильный и смелый.
— А сегодня, значит, ты вышел на охоту, так?
— Да, завтра мне исполнится тринадцать, и меня признают взрослым. Знаете, как Хамара сказал? «В лес он уходит ребенком, а вернется настоящим мужчиной».
— Кто такой Хамара?
— Наш старейшина.
Президент понимающе покачал головой. Теперь он узнал, почему я оказался один в лесу.
— Прости, я тебе всю охоту испортил.
— Мама всегда говорила, что мое животное — олень. Его может поймать только быстрый, сообразительный и… этот, незо, неса… — английское слово так и вертелось у меня на языке, но я никак не мог его вспомнить.
— Может, независимый?
— Оно!
— Знаешь, ты эти качества сегодня уже проявил.
Он посмотрел на лук и, кивнув на него, спросил:
— А у него какая роль?
— Из него я должен подстрелить свою добычу. Это традиционный лук, ему больше ста лет.
— Не верю, он таким старым не выглядит.
— Просто за ним хорошо следят.
— Никто бы не узнал, если бы ты взял с собой другой лук, поменьше.
— Я бы знал.
— Конечно. Ты очень честный мальчик, Оскари, это хорошее качество. И ты сильнее, чем думаешь.
Он протянул мне фото папы со словами:
— Ты совсем как он.
— Мы с отцом — мы из одной древесины вырублены, — проговорил я, пряча фото. — Все думают, что я плохой охотник, и только папа в меня верит. Когда Хамара дал мне лук, а я не смог натянуть тетиву, то ребята стали надо мной смеяться. В ту секунду я решил, что во что бы то ни стало оправдаю папины надежды. Когда меня завтра придется искать, папе будет очень стыдно.
— Ты должен понимать, это непредвиденная ситуация.
— Какая разница! У нас в Финляндии размазни не в почете, — я оторвал зубами кусок колбаски. — Все должны знать, что ты сильный.
— Погоди. Ты спас нас от преступников и привел в укрытие. Замел все следы, разжег костер, накормил. Я всем об этом расскажу. — Президент наклонился вперед и покрутил колбаску над костром.
— И вообще, не обязательно быть сильным. Главное — им выглядеть. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. — Пламя костра отразилось в его глазах. — Я читаю книги из серии «Для чайников» и наедаюсь печеньем. Моррис смеется, что я не могу жалких десять раз отжаться. — Он посмотрел себе под ноги, и я понял, что он думает о трупах охранников, которые мы нашли.
— Хочешь, расскажу одну историю? — продолжил он. — За пару минут до начала моего последнего обращения к Конгрессу мне чертовски захотелось в туалет. Я рванул в уборную, ну, и поторопился, знаешь, облегчиться. В общем, обрызгал сверху все брюки.
Я забился в истерике уже от одной мысли о том, что президент США мог замочить свои штаны.
— Так и было. — Он закатил глаза. — Со всеми ведь случается. Но мне-то надо было через минуту взойти на сцену палаты представителей. А там очень много важных людей сидело. Представляешь, каково это, предстать перед всей Америкой с позорным пятном на брюках?
— Очуметь!
— Посмотри как-нибудь запись этого выступления, — предложил президент. — Я там прижимаю папку к брюкам, чтобы скрыть место аварии. А главное, заметь, как безукоризненно я произношу речь: голос не дрожит, я улыбаюсь, удерживаю внимание слушающих. А вот внутри весь дрожу от ужаса, что останусь в истории США «описавшимся президентом». Внешне же остаюсь непоколебим, как скала.
— И чем все закончилось?
— Никто ничего не заметил. Теперь это просто история, о которой во всем мире знают только двое — я и ты.
— Вот это да!
— Ты ведь никому не расскажешь?
— Только если вы сохраните в секрете, что я упустил зайца.
— По рукам.
Мы застегнули рты на воображаемые молнии, заперли их на замок и отправили невидимые ключи в костер, а потом от всей души расхохотались. Но после того как смех стих, президент не проронил ни слова. Мы молча доели колбаски и облизали пальцы. Легкий ветер подергивал пламя, и тишину нарушал только треск костра. Мы сидели у огня, погруженные каждый в свои мысли. Когда поднялся ветер и в холодном воздухе закружили снежинки, президент прервал молчание.
— Это снег? — удивился он. — Весной?
— Мы высоко в горах, — объяснил я. — На севере. Снег здесь может пойти в любое время года.