Книга Мой русский любовник - Мария Нуровская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго так продолжаться не может. С этим надо что-то делать. Лучше всего — перебраться в другую гостиницу. Или чтобы переехал он. Но это было из области благих пожеланий. Ни один из нас никуда не мог отсюда деться.
Он постучал ко мне и крикнул, чтобы я шла к нему. И побыстрее — пицца стынет. Мы сидели за столом, напротив друг друга, и ели, потом он заварил чай. Я заметила, что у него дрожат руки, он чуть ли не с трудом удерживает чашку в пальцах.
— Я больше не мужчина, — шутливо произнес он. — Ты сделала из меня импотента. То, что у меня в штанах, годится только для отправления малой нужды.
Выражение его лица изменилось, когда он увидел, насколько я перепугалась.
— Хочешь проверить? — С этими словами он взял мою руку и попытался притянуть к себе.
Я вырвалась и ударила его по лицу. А он мгновенно ответил мне пощечиной. Удар был такой силы, что я пошатнулась. И первой моей мыслью было — он должен был почувствовать дряблость моей кожи…
— Убирайся, — сказал он изменившимся голосом. — Никогда до этого я пальцем не тронул женщину.
Я без единого звука начала раздеваться. Он стоял, замерев, и смотрел на меня. Смотрел, как я по очереди снимаю блузку, юбку, как расстегиваю лифчик и швыряю его на пол. Через минуту я была без всего. Теперь мы оба знали, как я выгляжу голой…
Звоню в Польшу. Мне нужно с кем-то поговорить, просто поговорить. Трубку берет Эвина свекровь.
— Дочка пошла в магазин, — сообщает она, — вернется через часок.
В трубке слышны детские голоса. Кто-то с кем-то препирается, спорит. Даже, кажется, ссорятся.
— Тихо вы, пострелята, — одергивает их моя телефонная собеседница, — бабушка ваша звонит из Парижа. Передать что-нибудь Эвочке?
— Нет, просто скажите, что я звонила.
Кладу трубку на рычаг. Чужая, неведомая мне жизнь по ту сторону телефонного провода.
Зачем я это сделала, зачем разделась перед ним? Наверное, потому, что ничего ужаснее со мной уже не могло бы произойти. Скорее всего, дело было не в Саше. Возможно, в этом был элемент внутренней борьбы с моим собственным телом, которое доставляло мне в последнее время столько хлопот. С неделю, наверное, я ходила с ощущением, что мой живот, низ живота, был наполнен горящими угольями, чего-то требовал от меня, чего-то добивался. Слепой инстинкт толкал меня в объятия молодого мужчины. Ни о чем другом я просто думать не могла. Поэтому и ударила его тогда.
С каким-то сверхчеловеческим вниманием я следила за тем, как раздевался он. Вблизи от меня, на расстоянии вытянутой руки, было стройное, мускулистое тело, и меня охватывала дрожь от восхищения. Его широкую грудь покрывали мягкие золотисто-рыжие волоски, такого же цвета был кустик внизу живота. Я отважилась положить на эту поросль свою ладонь.
— Можешь сама убедиться, — сказал он, — полная катастрофа. Слишком долго все это тянулось…
Но никакой катастрофы не было. Пальцами я ощущала, как быстро вздымается его мужской орган, как распирает мою ладонь. Казалось, он жил самостоятельной жизнью, но одновременно это имело тесную связь со мной, с моим присутствием.
Изумление. То, что я чувствовала, было всеобъемлющим изумлением. Саша спал. Его руки, однако, не ослабили объятия, он крепко держал меня при себе, будто боялся, что я выскользну, убегу. Но никакого желания убегать у меня не возникало. Случившееся между нами было важнее моих страхов, угрызений совести, чувства вины… Чувства вины по отношению к кому? Наверное, по отношению к молодому телу рядом со мной… Чуть ли не у порога старости я познала, какой может быть физическая близость между мужчиной и женщиной. Я, такая скрытная, такая независимая до сих пор, вдруг открылась, принимая любовь всем своим существом. Одно его прикосновение вызывало сладостную дрожь во всем теле. Меня трясло как в ознобе, зубы выстукивали дробь, будто я была тяжко больна. И никакой стыдливости, как прежде в таких ситуациях, лишь вожделение. Я ощущала неодолимую тягу к сближению, к этому удивительному акту подчинения мужчине и растворению в нем. Осязая его в себе, я была не в состоянии распознать ни одного из тех ощущений, которые я испытывала с другими мужчинами, — все было новым. В первый раз я познавала любовь изнутри, каждой клеточкой своего лона. Эмоции и переживания, которые мне сопутствовали, когда я читала в литературе описания любовных соитий, теперь сбывались наяву: я узнавала, что такое на самом деле любовь мужчины и что значит — любить мужчину.
…это вроде сладкого райского яблочка на самом верху, блестевшего рдяным боком сквозь ветви, которое пропустили или не сумели до него дотянуться те, кто яблочки срывал…
Мне дотянуться удалось…
Вот уже некоторое время наблюдаю за женщиной, сидящей за соседним столиком. Неплохой метод коротания долгих часов ожидания — уход от своего «я» и как бы переселение в других людей… Мадам рядом со мной, должно быть, около шестидесяти. Элегантно одетая, с аккуратно уложенными некрашеными волосами. Я бы не отважилась демонстрировать свою седину — уже давно осветляю волосы. Еще до встречи с Александром осветляла. Теперь так и буду думать: существование до встречи с ним, жизнь с ним — и вот теперь без него…
Бессилие. Чувство бессилия сопутствовало моей любви с самой первой минуты — невозможность противостоять происходящему, неотвратимость подчинения желаниям, исходящим откуда-то из глубин моего тела: быть с мужчиной. Быть именно с этим мужчиной. Только это теперь было важным. Все остальное стало ненужным, ушло на второй план. И я была с ним, не очень-то понимая, что это означает для меня и что значило для него. Саша о любви не говорил. Но я знала, что желанна, чувствовала это почти каждую ночь. Мы спали, тесно обнявшись, на узкой, неудобной кровати. Наш гостиничный быт мало-помалу приобретал черты оседлости, а не временно разбитого бивуака. Появился кухонный закуток, где мы готовили горячие ужины, была ванная комната, в которой на веревке сушились Сашины рубашки с носками и мое нижнее белье. Наши зубные щетки, как два стража, стояли в стаканчике на подзеркальнике. Будто вырезанная из журнала «Семья» картинка супружеской жизни, которой мне должно было хватить на всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, теперь я знала, как это выглядит, когда делишь жизнь с другим человеком. Присутствие Саши мне никогда не мешало, острее воспринималось его отсутствие. Когда мне надо было подготовиться к занятиям, я с конспектом пристраивалась на кровати, а он — рядом со мной. Лежал с книжкой, держа ее над моей головой, которую я клала ему на грудь, и читал. В таком положении мы могли оставаться часами, не произнося ни единого слова. Заменой словам служило какое-то необыкновенное слияние двух тел. Самым важным было ощущать рядом с собой другого человека, биение его сердца, невольные касания, теплоту кожи. Любовный акт был как физическое воплощение этого слияния, своего рода заключительным аккордом, когда в одно мгновение мы сбрасывали одежду — и он входил в меня. Я тесно обхватывала его бедрами, как можно теснее, просила, чтоб он помедлил, и он замирал без движения. Самые прекрасные мгновения моей любви… Как если бы я хотела удержать ее во времени… Любовь становилась мостиком, соединившим в пространстве разрозненные до этого куски моего существования в одной общей плоскости. Теперь это была я. Просто я. Между мной и моим телом наступало как бы примирение, временная передышка в вечной войне.
