Книга Пасторша - Ханне Эрставик

Каркас вешал там, где фьорд переходит в море, девушка, залезающая по бревнам с нейлоновой веревкой за плечом. И не было руки, которая бы ее удержала. Она упала вниз на всю длину веревки. А теперь оставшийся кусочек веревки развевается там на ветру. Так это было. Она была там совсем одна. А раньше она по ночам одна лежала в кровати в сером домике у фьорда, а в соседней комнате спали родители. Все мы по ночам так лежим, одни в своей кровати.

Отец вернулся в комнату и сел. Он посмотрел на свои руки, а потом на меня. Мы сидели некоторое время молча.

— Мы не ходим в церковь, — сказал он.

Я молчала.

— Чего там делать?

Я кивком дала ему понять, что слышала его слова.

Да, зачем ходить в церковь? Я стояла в проходе между рядами и смотрела на геометрический орнамент на стене, переходящий на потолок.

Как я себе это представляла, пока училась? Что доберусь до самой сути, что мне откроется тайна? Что если я долго буду смотреть на слова, они откроют мне свою сокровенную суть?

Они ушли, я провожала их взглядом из окна, на сей раз он шел впереди, а она за ним.

Я спросила, где работала дочка, и он назвал мастерскую, которая находилась за стройплощадкой, у въезда в город.

Я вышла в коридор, надела куртку, влезла в сапоги, закрыла за собой дверь в ризницу и вышла на улицу. Застегнула молнию до горла и засунула руки в карманы. И почему я не надела шапку? Дул ледяной ветер, вся слякоть снова смерзлась, было скользко.

Я вспомнила его глаза и его светлую руку на темном столе. И мне захотелось быть кусочком горной породы в этой руке, камнем, который он мог бы держать в руке и рассматривать. Камнем, который можно сунуть в карман и проводить по нему пальцем, когда сидишь на собрании или идешь по равнине, по вереску, посередине нарисованного им пейзажа.

Я прошла мимо бассейна, дорога поворачивала, на углу стоял небольшой желтый киоск, здесь кончались жилые дома и начиналась промышленная зона, я пошла дальше, мимо большого ангара, где стояли желтые и красные автобусы, а еще несколько теснились на улице.

Стены мастерской были из стекловолокна, я подошла к двери, которая, очевидно, служила входом в здание. В верхней части стены виднелись окна, скорее всего пластиковые, но они на такой высоте, что из них нельзя выглянуть.

Я потянула на себя тяжелую дверь. Работала машина, раздавался громкий режущий звук. Я вошла в небольшой тамбур, прямо за дверью построен офис из многослойной клееной фанеры, похожий на кубик.

Слева помещалось окошко, за которым виднелся стол, на нем — компьютер и телефон, какие-то документы, на полке — папки с бумагами, на спинке стула висел пиджак — в коричневую, зеленую и серую клетку.

В комнате никого.

Прямо передо мной еще одна дверь. Я подошла к ней и открыла. Все звуки вдруг усилились, как будто кто-то повернул ручку.

Несколько больших металлических листов лежали на платформе с раздвижными перегородками. В помещении работало несколько человек, тот, кто находился ближе всех ко мне, был в каске, маске и синем комбинезоне, он склонился над плитой, которую держал под углом к другой плите, и сваривал их, летели искры.

Пахло чем-то паленым и горелым.

Еще несколько человек в комбинезонах стояли рядом, а поодаль люди в джинсах и рубашках курили. Я пошла к ним.

Здесь были только мужчины и юноши.

Мне не пришло раньше в голову, что она, очевидно, была здесь единственной девушкой. Я как-то не подумала об этом. Я подошла к курильщикам, они заметили меня и обернулись. Один из них был пожилой человек, маленький и худой с коротким ежиком седых волос, двое других — где-то под сорок, и пара совсем молодых парней. Зачем я пришла сюда? Поговорить с ними? О чем?

Какая она была? Что, инструменты — молоток, стамеска, маска и каска — создавали какую-то связь между ними и девушкой?

По пути на север через Германию я в одном из городов проколола шину. У железнодорожного вокзала. Зашла в киоск купить газету, а когда вышла, заднее колесо спустило. Машина была полна вещей. Начался дождь. Я не знала, что делать. Села в машину и смотрела на струи дождя, ударявшиеся в лобовое стекло. Сил не было. Как будто что-то удерживало меня, тянуло вниз. И никто не спешил мне на помощь. Почему никто не хочет мне помочь, взять меня и унести отсюда — домой? До этого мне ни разу нее приходилось менять колесо. Поднять весь этот огромный автомобиль — да никаких сил не хватит. Но выхода не было: я нашла инструкцию в бардачке и прочитала по пунктам. Подошла к багажнику, вытащила на дождь все пакеты, рюкзак и коробки. Достала домкрат и запасное колесо. Автомобиль надо поднимать в том месте, где обозначено, иначе может сломаться рама, — значилось в инструкции. Я сидела под дождем на корточках и устанавливала домкрат, сначала не могла найти зарубку, потом нашла наконец, установила его и начала крутить, пока задняя часть машины не поднялась.

Я подошла к ним и поздоровалась.

Они кивнули, и кто-то ответил на приветствие. Я назвала свое имя, сказала, что я пастор, и спросила, знают ли они о смерти девушки.

— Да, знаем, — произнес один из них и взглянул на остальных, они кивнули. — Нам сообщили сегодня утром. — Он посмотрел на меня, все молчали.

— Ну что, теперь придется получать разрешение ленсмана на покупку веревки, — сказал молодой парень, а другой усмехнулся.

Кто-то начал работать, и опять раздался пронзительный режущий звук. Я подождала, пока можно будет снова разговаривать.

Они смотрели на меня.

— Я просто хотела спросить: может быть, кто-то из вас знал ее или кто-то знает, с кем я могу поговорить, может, у нее был друг, или возлюбленный, или подруга.

Мне удалось установить запасное колесо, оно оказалось меньшего диаметра, чем остальные. Я села в машину, включила дворники и выехала на дорогу, доехала до первой бензоколонки. Близился вечер. Я вошла и спросила работника бензоколонки, что мне делать. Мои волосы и одежда были насквозь мокрые, и он улыбнулся. Was man damit machen könnte?[12]Он объяснил мне, куда ехать, — из центра прямо по шоссе и свернуть у ресторана «Бургер». Там шиномонтаж.

Они смотрели друг на друга, тот, что постарше, закурил, он держал сигарету в ладони и затягивался так, что на щеках образовывались ямочки. А затем резко выдохнул и взглянул на меня.

Казалось, он за что-то злится на меня.

— Она была маленькая, но такая выносливая, — сказал второй парень.

Остальные кивнули.

— Чертовски выносливая.

Я вспомнила маленькое сердечко на левом плече.

Рабочие переступили с ноги на ногу, сорокалетний достал пачку курева и начал делать самокрутку, когда он закончил, один из парней взял у него пачку и тоже начал крутить. Я видела, как он лизнул кончиком языка тонкий лист бумаги, как скручивал грязными пальцами маленькую белую трубочку. Я собралась спросить, не курила ли она тоже, но ведь это теперь не имело значения. Но все же спросила.