Книга Декабристы. Беспредел по-русски - Алексей Щербаков

Но вернемся к Пестелю и Якубовичу. Судя всему, «ликвидацию» царя Рылеев задумал всерьез. И теперь нашел исполнителя. Только проблем с ним было много. Пойди пойми, что на уме у такого вот кадра? Вдруг он побежит убивать императора завтра? И убьет… А ничего не готово. Все произойдет без какого-либо смысла. Наоборот – затея обернется полным пшиком. И ведь приказывать такому человеку невозможно: он абсолютно неуправляем. Вот и приходится обращаться с ним, как с заряженной миной.

Рылеев действовал весьма подло и хитро. Он вроде бы всеми силами отговаривал Якубовича от его намерения. А если точнее – предлагал ему отложить свое намерение на год. Дело происходило в 1825 году. То есть через год, по расчетам Рылеева, должны были выступить «южане». Но это было бы слишком просто. Ведь у людей, подобных Якубовичу, настроения меняются, как ветер на Ладожском озере. Мало ли что ему придет в голову завтра! Он может пустить себе пулю в висок. Или, допустим, уйти в монастырь. Или влюбиться да жениться на какой-нибудь впечатлительной барышне, уехать в поместье и стать мирным сельским жителем. Поэтому Рылеев старался эмоционально привязать Якубовича к себе. Он отговаривал его, но таким образом, чтобы на самом деле потенциальный «киллер» о своем желании не забывал. Но со стороны все выглядело вполне благопристойно. Благородный Рылеев пытается спасти пусть заблуждающегося, но хорошего человека. А если потом выяснится, что не получилось, то извините… Именно так Рылеев и обосновывал свое поведение на следствии.

Но иметь только одного потенциального цареубийцу было маловато. И тут появился еще один, который в итоге стал пятым человеком на эшафоте. С ним не требовалось таких ухищрений, как с Якубовичем, – он был типом попроще.

5. Герой дешевой мелодрамы

Петр Ильич Каховский был даже не неудачником, потому что неудачник – это человек, который чего-то хотел достичь, но по каким-то причинам не сумел. А чего хотел от жизни отставной поручик Каховский? Это понять трудно. Он принадлежал к тому сорту людей, которых величают «без царя в голове»: жил, как придется, делал, что в голову взбредет…

Родом Каховский был из дворянской семьи среднего достатка. По формулярному списку за ним числилось 230 душ. Но когда после его смерти брат получил наследство, выяснилось, что крепостных осталось лишь 17 человек. Остальные растаяли без следа.

Как и большинство молодых дворян, будущий пламенный революционер начал свою взрослую жизнь на гвардейской службе юнкером. Но нормально прослужить ему удалось чуть более полугода, после чего Каховский вляпался в скандал и был разжалован в рядовые. Не за дуэль или соблазнение чужой жены – за «шум и разные неблагопристойности в доме коллежской асессорши Ваннерсгейм, за неплатеж денег в кондитерскую лавку и леность к службе».

Вообще-то подобными грехами отличались чуть ли не все молодые гвардейские офицеры. А в России тех времен разжалование в рядовые было куда более серьезным наказанием, нежели в XX веке. И если за такие мелочи Каховского законопатили в рядовые – значит, вел он себя совершенно омерзительно. Его тоже сослали на Кавказ. Но, в отличие от Якубовича, Каховский там ничем особо не прославился. Правда, сумел-таки снова вылезти в офицеры. Хотя и в этом нет его особой заслуги: разжалованных дворян во времена Александра I в солдатах долго не держали, находили повод вернуть им эполеты. Дослужившись до поручика, Каховский покинул армию «по болезни». Несколько лет он без особой цели болтался по заграницам. Считалось, что ездил на лечение, но почему-то его путь к здравницам Дрездена лежал через Париж. Или наоборот… В общем, именно после этого турне от фамильного состояния Каховского осталось чуть больше чем воспоминание. Это понятно: в Париже и не такие состояния оставляли.

В самом конце 1824 года Каховский очутился в Санкт-Петербурге, на полной мели. Он жил в убогой комнатенке на Васильевском острове, а время проводил в походах по бывшим сослуживцам по лейб-гвардии Егерскому полку, где начинал службу. Он всем жаловался на жизнь, на то, что отчислен из полка из-за придирок командира. Обычно просил немного денег. Каждому встречному и поперечному рассказывал о своем намерении двинуть в Грецию. В этой стране шла долгая борьба за независимость против турок. После лорда Байрона, который отправился сражаться за греков, это стало модным и романтичным. И к тому же отдавало если не крамолой, то фрондерством. Дело в том, что по чисто политическим причинам Россия отказалась поддерживать Грецию. Но в либеральных кругах полагали: Александр I не желает помогать свободолюбивым грекам из-за своих «реакционных» настроений. Но в Грецию отставной поручик тоже не очень торопился, все больше предпочитая об этом болтать. Грекам повезло: там не знали, куда девать подобных персонажей, наползших к ним со всего мира и путавшихся под ногами.

Дворянский Санкт-Петербург был в то время маленьким городом. Так что в конце концов Каховский пересекся с Рылеевым.

Последний на следствии утверждал, что привлек Каховского, увлекшись его пылким характером. А он уж сам по себе дошел до идеи убить царя.

«В начале прошлого года Каховский входит ко мне и говорит: “Послушай, Рылеев! Я пришел тебе сказать, что я решился убить Царя. Объяви об этом думе. Пусть она назначит мне срок”». (Из показаний Рылеева на следствии).

Странно как-то получается: все потенциальные цареубийцы, как мухи на известное вещество, слетались именно к Рылееву и ни к кому другому. Будь вы следователем, вы бы такому поверили? Вот и Сенатская комиссия не поверила.

Впрочем, чуть дальше Рылеев проговаривается: «Мне несколько раз удалось помочь ему в его нуждах». На самом-то деле, как пишет в воспоминаниях Евгений Оболенский, «Рылеев щедро открыл ему свой кошелек». То есть, грубо говоря, взял на содержание. Зачем? По словам того же Евгения Оболенского, «Рылеев видел в нем второго Занда». Был такой весьма популярный в декабристской и околодекабристской тусовке либерально настроенный немецкий студент. Он отличился тем, что в 1819 году в городе Мангейме убил кинжалом некоего Коцебу, издателя журналов консервативного направления. Это, кстати, о приверженности декабристов к свободе. Выходит, что на свободу слова они смотрели так же, как и наши «демократы». Они хотели ее только для себя. А идейных противников не грех и кинжалом успокоить.

Оболенский знал, о чем говорил. Из «стариков» он был самым близким единомышленником Рылеева. И до конца жизни ни о чем не жалел.

Рылеев вместе с другими декабристами стал готовить исполнителя. Конечно, дело не исчерпывалось подачками и попойками. Каховскому внушали, что после победы он сможет поправить свои дела. Как вы думаете, сильно бы стали думать о народных нуждах ТАКИЕ люди?

Так что Каховский был на своем месте. Наверняка, хотя бы в глубине души, он осознавал свое положение в обществе. Как в «большом», так и в Северном: он никто и звать его никак. Чтобы взлететь наверх, нужно сделать что-то по-настоящему большое и очень значительное…

Бедный Каховский не понимал одной простой вещи. Граф Орлов жил совсем в другую эпоху. Да и условия того переворота были иными. Пришедшие к власти декабристы не оставили бы в живых цареубийцу. Пестель, к примеру, это и не особенно скрывал. Правда, он говорил о том случае, «если народ возмутится». Но… Ход его мыслей понятен. И Рылеев вряд ли стал бы выгораживать цареубийцу, потому-то и искал исполнителя со стороны, от которого всегда можно откреститься. Что, собственно, Рылеев и делал на следствии. Так что Каховский при любом раскладе получил бы то, что получил.