Книга Высший пилотаж - Елена Ласкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, Маша сделала рекламу отделу распродажи. Сюда начал стекаться народ. Выстроилась очередь, покупатели нетерпеливо подзывали к себе практиканта. Но молодой человек с достоинством отвечал им солидным баском:
— Погодите минуточку. Видите — я занят с клиенткой!
И эта минуточка все тянулась и тянулась.
«Наверное, ювелирный отдел сейчас опустел, — не без ехидства подумала Мария. — И отдел стиральных машин тоже, хотя они и с верхней загрузкой. Людям теперь требуются только шали с кистями, и никакой гипноз не оторвет их от нашего прилавка! У мальчишки нынче ожидается неплохая выручка!»
Вдруг очередь дружно ахнула. Маша глянула в зеркало — и едва не ахнула сама.
«Мое!» — ни секунды не колебалась она.
Бледно-зеленая шаль окутала ее плечи, ниспадая до колен загадочными волнами. Цвет был не едким и не наглым, а благородным, нежным и каким-то весенним. Как легкая дымка едва проклюнувшихся листьев в утреннем мареве.
Практикант тоже сразу понял:
— Ваше! Как на заказ.
— Беру! Выписываете?
— Платить прямо мне.
Только теперь Маше пришло в голову поинтересоваться ценой. Распродажа распродажей, а стоила вещица ненамного меньше той суммы, которую Маша сегодня получила.
При этом, как ни странно, у девушки не возникло никаких сомнений. Разве деньги имеют значение, когда есть возможность устроить себе такой небывалый праздник! Хотя бы один-единственный раз в жизни.
«Цена не имеет значения. Главное — качество», — подумала она теперь уже совершенно искренне.
Не задумываясь, выложила на прилавок несколько купюрок, получила мелкую сдачу.
— Погодите, я уложу шаль в пакетик, — сказал сияющий практикант. Он уже чувствовал: грядет удачная торговля, а вслед за нею, возможно, и повышение, и прибавка к зарплате. Даже малиновый пиджак!
— Не надо пакетик, — отказалась Мария. — Я сразу ее накину.
— Не будет жарко? Все-таки не сезон. — А я мерзлячка, — соврала она.
— Но пакетик все же возьмите, так положено!
«Тоже, кстати, нелишняя вещь в хозяйстве». К Маше вернулась ее всегдашняя практичность.
Покидая отдел распродажи, обернулась напоследок. Ее место у зеркала уже заняла дородная дама. Продавец накидывал ей на плечи нечто бордовое, а дама возмущенно требовала:
— Вы что, издеваетесь? Мне нужна шаль, как у той девушки! Фисташковая!
— Фисташковая так фисташковая, — бесстрастно отвечал продавец, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
…«Ему бы быть смелей, ему бы быть упрямей, ему б сорвать с меня… тара-рара-рара!» — вслух напевала Мария Колосова, шагая по улицам.
Домой она добиралась пешком: невозможно было заставить себя втиснуться в роскошной обновке в переполненный троллейбус. Да и хотелось, чтобы как можно больше прохожих полюбовались ее приобретением.
Как сказал бы Иоанн, «шаль и общественный транспорт — две вещи несовместные».
Люди оборачивались и улыбались ей вслед. Просто удивительно, как может преобразить женщину элегантный наряд! А возможно, это Машино счастливое лицо так благотворно действовало на уставших после рабочей недели москвичей.
Как бы то ни было, девушка чувствовала себя на седьмом небе. У нее даже походка изменилась — стала плавной и скользящей.
«Сейчас маме похвастаюсь, — предвкушала Мария. — А то она меня вечно пилит за мои строгие узкие юбки и блузки с отложными воротничками. Со следующей получки и ей что-нибудь купим — такое же необязательное. Необязательное, но необходимое. Ведь мамочка у меня еще совсем не старая, только плоховато следит за собой. Вся в своих бухгалтерских отчетах. А женщина — она в любом возрасте женщина!»
Маша сама не замечала, сколь радикально переменились ее мысли. Еще сегодня днем она и себя считала старухой, а теперь даже пятидесятипятилетняя Наталья Петровна казалась ей молодой и интересной. Ее переполняла уверенность: «Нас с мамой ждет впереди так много прекрасного и неизведанного!»
Нынешним вечером Маше уже не успеть добраться до дачи. Зато завтра она усядется в самую раннюю электричку и…
Разумеется, не нужно пояснять, во что она будет одета. Едва добравшись до дачи, выкинет брезентовую ветровку, к чертовой бабушке… Хотя нет, из нее можно сделать неплохой половичок. Да ну его, лучше все-таки выкинуть! Слишком долго Маша позорилась в этом скафандре, уродовала себя.
А потом, прямо в новой шали, Мария взберется на крышу: во второй раз это уже не так страшно. И начнет сигналить синему небу прозрачным полотнищем. Все равно забытые помидоры, должно быть, посохли и укрывать полиэтиленом будет нечего.
Конечно же ее сигналы заметят с высоты, и к ней прилетит ее принц, ее Сокол. Только, пожалуйста, пусть он прибудет на «Ми-2», а не на этой развратной «Алуэтте»! Хотя можно и на «Алуэтте»: побежденная соперница уступит Иоанна Маше. Жаль, что уголки ее алчных нарисованных губ не смогут печально опуститься.
…Ну, вот она незаметно и пришла к дому. Мама уже должна вернуться из своей бухгалтерии.
Маша не стала отпирать дверь ключом. Ей хотелось появиться в квартире как можно эффектнее. Она надавила кнопку звонка и начала трезвонить — долго, фигурно и озорно, как расшалившийся мальчишка.
За дверью послышалось знакомое шарканье маминых пушистых шлепанцев.
«Ну что же ты так медленно! Быстрее, мамочка, быстрее, — нетерпеливо переминалась Маша с ноги на ногу, не отрывая пальца от кнопки. — Если бы ты знала, какое тебя ждет живописное зрелище!»
Английский замок лаконично щелкнул, и дверь квартиры Колосовых распахнулась.
Перипетия
Помнится, седая аристократка по фамилии Каховская, преподавательница теории литературы, расхаживая по институтской аудитории, диктовала низким, прокуренным голосом:
— Пе-ри-пе-тия! Все правильно записали? Обратите внимание: не пере-питие, которое у многих из нас, увы, нередко происходит, а… Ну, помогайте!
И студенты, точно ребятня на детском утреннике, хором скандировали:
— Пе! Ри! Пе! Тия!
— Совершенно верно. А теперь, дорогие мои, скажите: как по-вашему, что это такое?
— Это когда вляпаешься в историю, — выкрикнул кто-то из слушателей.
— Близко, близко. Но требует уточнений. Как сказал великий Аристотель, перипетия — это внезапный переход от счастья к несчастью или наоборот.
— Наоборот лучше, — вздохнула тогда Маша.
— Лучше, — согласилась преподавательница. — Но реже.
Машу тогда покоробило это утверждение.
— Но почему! Несправедливо.
— Да, Колосова, может, и несправедливо! Зато плодотворно, — непреклонно тряхнула сединами старуха. — Понимаете, Мария, беда в большей степени чревата драматизмом, нежели благополучие.
