Книга Духи и сигареты - Юлла Островская

Алесандр встал.

Просто, ветер щекочет глаза. Но ветра нет. Вечер хоть и прохладный, но удивительно тихий.

«И где-нибудь на берегу залива…»

Вот же он, этот залив, вот он!!!

Алесандр запрокинул голову и закрыл глаза, сглотнул и сделал глубокий вдох.

Вот же он, этот залив!!!

«И где-нибудь, на берегу залива…»

Что же получается? Теперь осталось только «где-нибудь»?

Алесандр вытер глаза и повернулся к Кристине.

— А еще помнишь? Про сфинксов. Про Неву.

(Возвращаюсь один.

В переулках нет света.

На пустынных проспектах —

только ветер с Невы.)

Точно так же, как прежде,

кружится планета,

И сведут над Невою под утро мосты.

Будет все, как всегда: шум дождя,

звон трамвая,

Поезда на Москву, корабли

на Кронштадт,

(Странно… Сбился с пути? Этот остров

не знаю?)

Над Дорогою жизни те же

звезды горят.

(Что там: красный маяк

или взгляды грифонов?

В полночь выстрел Авроры

или чайки кричат?

Красный свет — он на каждом

из всех светофоров:

Ни к ТЕБЕ, ни к другим, ни к себе,

ни назад.

Я, как загнанный лев,

стерегу мостовые…)

Мчится всадник свободный.

Да все — как всегда.

(Улыбнись и скажи: «Глупо.

Слишком чужие».)

И круги на Неве, и опять — тишина.

— Странно только, что от лица мужчины, да?

— Пойдем.

Алесандр посмотрел на Кристину и понял, что ей хоть и приятно, но все же очень грустно читать эти стихи. Она что, и вправду думает о Жанне? Глупая наездница.

— Ничего странного, Кристина. Это мои стихи.

— В каком смысле твои? Она посвятила их тебе?

— Нет. — Алесандр подал Кристине руку. Они выбрались с пляжа и пошли по дороге. — Скорее уж, я — ей. — Пауза. — И не только ей.

— Я не поняла тебя.

— Это моя тетрадь. Я в школе и в институте, короче, в молодости писал стихи. Всякая там любовь-морковь, прости-прощай и т. д., и т. п. Мне казалось, что вполне неплохо. Я сейчас, конечно, уже ни строчки не знаю наизусть, но помню, там было еще что-то вроде «Избей меня»… Про дождь. Ты тогда у фонтана пыталась мне его прочитать. Потом, что еще… С испанским словом каким-то…

— Adiós?

— Наверное. Тебе виднее.

— Но как же так? — Кристина остановилась. Они проходили как раз между домиками ресторана по ярко освещенной дорожке. Помнится, когда-то Алесандр мечтал стать богатым и знаменитым и приехать в этот ресторан. Какая глупость. — Это правда?

— Можешь не верить. От этого ничего не изменится.

— Нет, изменится. — Они пошли вдоль озера. — Изменится, Алесандр.

Кристина шла как во сне. Не может быть! Она два года жила, воспринимая эти стихи как диалог Жанны с нею, как их интуитивный разговор. Что теперь?

— У меня тоже сегодня кое-какие иллюзии развеялись. Ты уж извини. Смотри, отель какой красивый! Когда я был здесь в последний раз, его еще только строили, а теперь там уже, наверное, людей полно. Кристин! Да подумаешь, какие-то стихи! Какая разница, кто их написал? Тебе же ничто не мешает и дальше считать, что они принадлежат Жанне. Какая разница? И потом, я же не требую вернуть мне тетрадку, она мне сто лет не нужна. Кристина! Не молчи.

Не молчи. Не молчат на прощанье.

Как же молча ты скажешь «Adiós»?

Нам с тобою проститься — раз плюнуть.

Без обид, объяснений,

без слез.

Как пылинку с пиджака

сдунуть.

Пока.

И иду.

Без тебя.

Смело.

Воспоминанья —

Стереть. ОК. Но память зависла. SOS!

Не молчи. Не молчат на прощанье.

Как же все это просто: «Adiós».

— Говорю тебе как актер, ты отлично читаешь стихи. Ну вот, стадион снесли, яхту разломали, но хоть что-то осталось: стихи. Малость, а приятно, — усмехнулся Алесандр. — Ты не замерзла? Могу куртку отдать.

— Не надо, спасибо.

Алесандр поймал себя на мысли, что ему очень хочется, чтобы Кристина заплакала. Сейчас. Здесь. Из-за этой разрушенной иллюзии, из-за стихов, из-за какой-то там Жанны. Он несколько минут назад сам чуть не заплакал. Но если не он, то пусть хоть она: такой депрессивный вечер не может обойтись без слез.

Избей меня, оставь мне пустоту,

Не согревай, позволь замерзнуть,

На самом длинном в городе мосту

Ловить губами предрассветный воздух.

Когда-нибудь, случайно, в тишине,

Ты вспомнишь это имя: А…

На влажной, мытой ливнями земле

Избей меня.

Алесандр все же снял куртку и надел Кристине на плечи.

— Я же говорю: «Не согревай, позволь замерзнуть». Но спасибо, конечно, — кивнула Кристина.

— Подойдем поближе к отелю?

— Нет. Ты знаешь, он еще не достроен внутри, и, соответственно, там пока не было и нет постояльцев. Он напоминает мне отель-призрак из ужастиков: вроде он есть, а вроде его и нет. Неприятно.

— Мне так не показалось. Что ж, не хочешь — как хочешь. Может, тогда прибавим шаг? Время не ждет.

— Да, ты прав.

Они дошли до метро молча и очень быстро. Но там их уже не ждали. Двери метро закрылись прямо перед их носами.

— Откройте, пожалуйста! — Кристина постучала в стекло.

— Чего откройте! — крикнула в ответ старушка-метрополитенщица. — Поезд последний уже ушел. Откройте им!

— Ладно, не переживай. Не раз был в такой ситуации. Сейчас поймаем машину и спокойно доедем по домам.

— Где ты поймаешь машину? Никто уже не ездит в такое время!

— Да успокойся, Кристина, до разводки мостов еще есть время, а значит, и машины найдутся.

— Хоть бы палатка была открыта. Пить хочется. — Теперь девушка уже надела куртку Алесандра, но ей все равно было холодно. — Когда приедем, зайдем ко мне, хорошо?

— Да разумеется, я тебя провожу. — Алесандр поднял руку, но желтое такси проехало мимо.

— Дело не в «провожу». Я хочу, чтобы ты забрал тетрадь.

— Да прекрати, оставь.

— Нет, я не хочу ее.

— Да она и мне не нужна, Кристин.

— Хорошо. Выкину. Как ты тогда в больнице орехи, один за другим, по одному, в форточку. Порву на кусочки и выкину. В форточку.