Книга Стилист - Александра Маринина

– Но они же разные, – наконец сказал он, подняв нажену удивленные глаза.

– С чего ты взял?

– Они изготовлены разным способом. Вот эта, – онвзял в руки экземпляр Соловьева, – отпечатана фотомеханическим способом, адругая фотоэлектрографическим. Это же видно невооруженным глазом.

– Мне не видно. По каким признакам ты определил?

– Прокраска букв разная. При фотомеханическом способекраска лежит ровно, а вот здесь, на второй книжке, видно, что в нижней частибольших букв краска заметно бледнее, чем в верхней части. Посмотри сама.

Теперь и Настя это увидела. Точнее, это было видно и раньше,но человек, не разбирающийся в полиграфии, просто никогда не обратил бы на этовнимания.

– И что это означает? – медленно спросила она, ужепонимая, что нащупала что-то важное.

– Это означает, что книги не могут быть из одноготиража. Ты, кстати, почему меня вообще об этом спросила? У тебя какие-топодозрения?

– Краска пачкается, – объяснила она, показываяЛеше почерневшую подушечку пальца. – Она совсем свежая. А в выходныхданных написано, что тираж отпечатан год назад. Ой, Лешик, у нас что-то горит!

– Тьфу ты! – Он метнулся к плите и выключил огоньпод сковородой. – Жаркое пригорело. Все из-за твоих полиграфическихизысканий.

– Ну прости, – жалобно сказала Настя. – Я ненарочно.

Некоторое время они ели молча, потом Настя не выдержала:

– Леш, а что такое фотомеханический способ?

– Да ну тебя, – отмахнулся Алексей. – Этодолго и сложно рассказывать.

– А ты коротко и попроще, как для тупых. Только в самыхобщих чертах. Я хочу понять, чем один способ отличается от другого.

– Для тебя это принципиально важно?

– Не принципиально, но важно. Ни для какогопреступления, которыми я занимаюсь, это значения не имеет. Но ты же знаешь, яне люблю, когда чего-то не понимаю.

– Сначала рукопись набирается на компьютере и делаетсяоригинал-макет. Потом с оригинал-макета делают пленки. Слайды. Это понятно?

– Пока да.

– Эта часть для обоих способов общая. Дальше начинаютсяразличия. При фотомеханике на основе слайдов делают матрицы. Набор матриц нарезиновой основе. Их хватает примерно на пятьдесят тысяч оттисков. Если тиражбольше пятидесяти тысяч, то делают второй комплект. При электрографии оттискипечатают на фотокопировальной технике. Типа ризографа, если ты вообще знаешь,что это такое.

– Не знаю, но это не суть важно. Главное отличие яухватила. Леш, а зачем же тогда делать тираж, не кратный пятидесяти тысячам?

– В каком смысле – зачем? Подай кетчуп, будь добра.

– Держи. Я хочу понять, почему делают тираж большепятидесяти тысяч экземпляров, но меньше ста. Если все равно нужно делать второйкомплект матриц, то имеет смысл и использовать его полностью. Разве нет?

– Может, это нерентабельно, – пожал плечамиАлексей. – Сто тысяч могут и не разойтись, деньги на бумагу и обложкупотрачены, а книги будут лежать на складе мертвым грузом. Пятьдесят – мало,спрос явно больше, а сто – много. Вот и все.

– Тогда я другого не понимаю. Зачем печатать книгу накопировальной технике, если есть матрицы, которые можно использовать еще длятридцати тысяч экземпляров. После тиражирования в типографии матрицыуничтожают?

– Как договорятся. Могут уничтожить, а могут иоставить. Что тебе дались эти тиражи?

– Любопытно. Леш, по-моему, мы здесь имеем уклонение отуплаты налогов в чистом виде. Издательство не такое тупое, как твоя жена. Онинаверняка используют матрицы на полную катушку и делают стотысячный тираж. Ввыходных данных указывают семьдесят тысяч, представляют в налоговую инспекциюдокументы на их реализацию и с этой прибыли платят налоги. Остальные тридцатьтысяч они тоже продают, но налоги уже не платят. Спустя какое-то время берутсвои пленки и запускают тираж на электрографии. Выходные данные остаются те же,и все кругом считают, что это все еще продаются остатки того, старого тиража,который был реализован издательством в прошлом году и за который все налогидавно уплачены. Главное, чтобы книга пользовалась большим спросом. Лихо, да?

– Лихо, – согласился муж. – Только я непонимаю, каким боком это тебя касается. Ты собираешься сменить работу и уйти вналоговую полицию? Или юристом в издательство?

– Да нет, солнышко, никуда я не собираюсь. Просто решаюочередную задачку для умственной гимнастики.

– Неужели? – вскинул брови Алексей. – А я ужподумал было, что ты собираешься защищать своего друга Соловьева, которогообидели плохие жадные дядьки-издатели.

Краска бросилась ей в лицо. Он не прав, она совершенно недумала при этом о Соловьеве. Более того, судя по уровню его благосостояния,издатели его не обижали. Но Лешка все равно заметил, что-то заподозрил инасторожился. Даже обиделся, кажется. Какая же она неуклюжая! Черт ее дернул заязык обсуждать с ним эти книги!

– Ты не прав, милый, – сказала она ровнымголосом. – Соловьев не имеет к этому никакого отношения. Просто случайносовпало, что речь в данном случае идет о его книгах.

– Хорошо, – легко согласился он. – Не имееттак не имеет. Какие у нас планы на субботу? Опять на работу пойдешь?

– Нет, завтра я дома. Мне надо на компьютерепоработать.

– А когда к Соловьеву следующий визит?

– Леша!

– Что ты, Асенька, я спокоен, как ископаемый мамонт.Просто надо определиться с машиной. Когда она тебе понадобится?

– Если ты не возражаешь, я хотела бы поехать ввоскресенье днем. Но если тебе машина нужна, я могу поехать завтра или впонедельник.

– Поезжай, как планировала, – кивнулАлексей. – Я в воскресенье буду дома.

– Спасибо.

За столом возникло напряжение, и Настя судорожно пыталасьпридумать, как его снять. Но ничего оригинального в голову не приходило.

– Леша, я не могу видеть, как ты терзаешься, –произнесла она решительно. – Я уже говорила тебе, что речь идет о попыткераскрыть тяжкое преступление. Погибли девять юношей, которые перед этим исчезлииз дома. Где-то в Москве или области живет монстр, который держит их взаперти,пичкает наркотиками, спит с ними, пока они не умрут от передозировки. Онсумасшедший, он маньяк. Каждый день я с ужасом жду, что придут еще одниродители и заявят об исчезновении еще одного паренька. У меня естьодна-единственная зацепка, и она связана с тем местом, где живет Соловьев. Я немогу не ездить туда, пойми. Это моя обязанность. Это мой долг перед несчастнымиродителями, которые месяцами ищут сына, а находят его мертвое тело. Но твоипереживания для меня не менее важны. Ты мой муж, я люблю тебя, и для твоегодушевного спокойствия я готова сделать очень многое. Я не хочу, чтобы тыизводил себя беспричинной ревностью. Но если ты не можешь остановиться, тогдапридется остановиться мне.