Книга Рыцарь моего сердца - Марианна Лесли

— Успокойся, Оливия, у тебя истерика. Ничего страшного не могло случиться, я ведь был рядом.

— Он был рядом, скажите пожалуйста! А почему вообще ты счел возможным разъезжать по городу с моей дочерью? Ты хоть представляешь, что я почувствовала, когда мне позвонили и сказали, что видели вас на Боу-эдж?

Дерек пришел в ярость.

— Так вот в чем все дело? — закричал он. — Ты психуешь вовсе не из-за того, что твоя дочь водила машину, а потому что она была именно со мной, и «добрые» люди не упустили случая сообщить тебе об этом!

Оливия открыла было рот возразить, но он оборвал ее.

— А ты, оказывается, лицемерка, Оливия.

— Почему это?

— Да потому, что в глаза говоришь одно, а думаешь совсем другое. Ты сколько угодно можешь повторять, что уверена в моей невиновности, но, когда доходит до дела, ты веришь мне не больше, чем все остальные. А я-то дурак поверил в твою искренность, — с горечью заключил он.

— Это неправда. Я верила и верю, что ты невиновен.

— Да неужели? Можешь успокоиться, я твою дочь и пальцем не тронул, а больше и близко не подойду. — Он поднялся по ступенькам и скрылся в доме.

Оливия повернулась к дочери и увидела, что у нее по щекам катятся слезы.

— Как ты могла сказать такое Дереку? — напустилась на нее Синди. — Он же ничего плохого не сделал. Он просто хотел поучить меня водить. Он хороший, а ты… ты злая! — выпалила она и тоже убежала в дом.

О боже, что же я натворила! — ужаснулась Оливия.

Был уже одиннадцатый час, когда Оливия постучалась в дверь к Дереку. Синди весь вечер дулась и не разговаривала с ней, а когда пять минут назад Оливия зашла к ней в комнату пожелать ей спокойной ночи, девочка ничего не ответила и даже не взглянула в ее сторону.

Оливия тяжело вздохнула. Что ж, наверное, она это заслужила. Она вела себя не лучше, чем Фредерика Честертон, оскорбив недоверием и подозрением дорогого ей человека. Сможет ли он простить ее?

Сейчас, стоя перед дверью в квартиру Дерека, она так нервничала, что даже ладони вспотели от волнения.

Угрюмый Дерек открыл дверь.

— Могу я зайти к тебе? — спросила она.

— Зачем? — нахмурился он.

— Нам нужно поговорить?

— О чем?

— Я должна извиниться перед тобой.

Дерек открыл дверь пошире и отошел в сторону, пропуская ее.

— Что ж, присаживайся, — указал он ей на диван, а сам сел в кресло напротив.

Несмотря на свое волнение и чувство вины, Оливия вновь поймала себя на том, что любуется его высокой стройной фигурой и мощными, тугими мускулами, обтянутыми черной майкой. Во рту у нее пересохло. Это просто непростительно, что он выглядит таким сексуальным в обычных джинсах и майке.

— Я пришла, чтобы попросить у тебя прощения, Дерек, за свое непростительное поведение там, во дворе. Сама не знаю, что на меня нашло, с чего я так завелась. Теперь, успокоившись и хорошенько подумав, я понимаю, что была не права. Что вела себя глупо и наговорила лишнего. Я не должна была обращать внимания на эти звонки, не должна была принимать близко к сердцу то, что говорят и думают обо мне окружающие… — Она грустно улыбнулась. — Но это привычка, от которой не так-то легко избавиться. Но я хочу, чтобы ты знал: у меня и в мыслях не было, что ты можешь причинить зло Синди.

— Выходит, тебя больше беспокоило то, что подумают люди. Ведь так, Оливия?

— Выходит, так, — со вздохом призналась она, затем умоляюще взглянула на него. — Но пойми, Дерек, невозможно жить среди людей и оставаться совершенно равнодушной к их мнению. Если бы тебя не волновало, что о тебе думают, ты бы так не переживал из-за этого ложного обвинения и несправедливого осуждения, разве нет?

Дерек задумался.

— Да, ты права. Мне, конечно, небезразлично мнение людей обо мне.

— Вот видишь. А когда ты воспитываешь ребенка одна, без мужа, все кому не лень считают себя вправе критиковать и давать советы. Иногда мне начинает казаться, что я плохая мать, что я делаю все неправильно, все не так, что я что-то упускаю в воспитании дочери, несмотря на то что я очень стараюсь. Я даже прочла несколько книг о воспитании и подростковой психологии.

— Ты замечательная мать, Оливия, и все делаешь правильно, хотя, конечно, не мне судить, ведь у меня же нет своих детей, — с горечью заметил Дерек, повторяя ее слова.

Оливия опустила глаза.

— Извини, я не должна была это говорить. Ты не виноват, что…

— Не стоит извиняться, ты права. Я, конечно, не эксперт в вопросах воспитания, но в состоянии отличить хорошую, заботливую мать от плохой.

— Но я не всегда знаю, где моя дочь и чем она занимается, — возразила Оливия.

— Ты и не можешь этого знать. Не можешь контролировать каждый ее шаг. Синди вполне самостоятельная, умная девочка. Тебе следует больше доверять ей и надеяться, что она сама примет верное решение, когда понадобится.

— К сожалению, не всегда, — заметила Оливия.

— Ну что ж, от ошибок никто не застрахован, ни дети, ни взрослые. Каждый человек имеет право на ошибки.

— Да ты рассуждаешь прямо как философ, — улыбнулась она, потом снова погрустнела. — И все-таки мне бы не хотелось, чтобы дочь повторила мои ошибки, — прошептала она, почувствовав, как на глаза наворачиваются непрошеные слезы.

Дерек сразу понял, о каких ошибках она говорит, — о том, что произошло тринадцать лет назад. Впервые она призналась в том, что жалеет о своем поступке, но вместо ожидаемого удовлетворения Дерек почувствовал лишь горечь от невозможности повернуть время вспять и желание поддержать и утешить ее, как поддерживала и утешала его она в этот трудный период его жизни.

Дерек поднялся с кресла, сделал несколько шагов и, опустившись рядом с ней на диван, взял ее за руку. Другой рукой он за подбородок повернул ее лицо к себе.

Ее синие глаза, словно прекрасные сапфиры, блестели от непролитых слез. Наконец одна хрустальная слезинка скатилась по щеке. У него защемило сердце.

— Не плачь, милая, не стоит. Ты сама не раз говорила мне, что прошлого не вернуть. Что случилось, то случилось, и мы не в силах это изменить. Но зато наше настоящее и будущее в наших руках. Мы могли бы попробовать начать сначала.

Оливия вскинула на него сверкающие от слез глаза.

— Ты правда так думаешь?

— Конечно. И начать мы можем прямо сейчас.

Он привлек ее к себе и на минуту замер, почувствовав, как ком подкатил к горлу. Она была такой нежной, податливой и желанной. Пока он вот так обнимал ее, в нем медленно пробуждались чувства, которые он считал давно умершими, чувства прекрасные и в то же время немного пугающие. Сдерживаться больше не было сил. Он наклонился и поймал ее губы своими.