Книга Трезвый расчет - Кейт Вудсток

Этого Дик и ждал. Теперь их губы слились, и, хотя Джилл еще не умела ответить на этот жаркий и нежный поцелуй, рот Дика словно выцеловывал весь страх из ее души и тела. Его сильные руки обняли ее чуть крепче, а Джилл даже и не заметила, что сама закинула руки ему на шею, пока не почувствовала, как горит его гладкая кожа под ее трепещущими пальцами. Она едва не отдернула руки, но Дик оторвался на миг от ее губ и прошептал, задыхаясь:

– Нет, не уходи, я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне, королева…

А потом она начала подстраиваться под его движения, отвечать его губам и языку, отчего еще больше возросло возбуждение, огненным шаром закипавшее где-то внутри ее тела. Дик тоже испытывал нечто схожее, потому что шепот его становился все прерывистее, а руки все беспокойнее метались по спине и плечам Джилл.

Она никогда не испытывала такого блаженства. Сильные, умелые, нежные, умные руки Дика ласкали, гладили, терзали ее тело, и вот уже пеньюар с шорохом упал к ее ногам, и тонкая сорочка скользит по гладкой коже, но Джилл больше нет дела ни до девичьего стыда, ни до приличий, ни до того, как глупа была она сама, когда воображала, что поцелуй – это простое чмоканье губами… Дик ласкал ее обнаженные руки и плечи, а рот его был жаден и нежен, и Джилл чувствовала, как кружится голова и становится невесомым тело…

Он неожиданно крепко и страшно обнял ее за бедра, прижал к себе и тихо застонал. Джилл с ужасом и восторгом почувствовала, как напряжена его плоть, как велико его желание, и в смятенной голове пронеслось: «Он хочет меня! Он меня хочет!»

Дик почти обезумел от страсти. Он настойчивыми и жадными толчками прижимал девушку к себе, и ей казалось, что сейчас их плоть сольется воедино, разорвав остатки одежды… Но прежней Джилл, той Джилл, которую это могло бы смутить или испугать, больше не было. Темный вихрь захватил ее, закружил в ярчайшей тьме, запалил огонь в крови, и она жадно отдалась ритму тела мужчины…

Внезапно Дик оторвался от ее губ и жарко выдохнул ей в ухо:

– Я хочу лечь с тобой, Джилл! Я хочу ласкать тебя! Я доставлю тебе удовольствие, но, клянусь, не трону твоей девственности, верь мне!

Она только кивнула – или ей показалось, что она кивнула? Дик вскинул ее на руки и с тихим рычанием понес к ложу, стоявшему посреди покоев. Несмотря на огонь в очаге, в комнате было холодно, а за окном уже грохотал гром, но Джилл не чувствовала ничего. Она почти умирала от наслаждения в руках Дика, она пила запах его кожи и его возбуждения, словно хмельное вино, и все ее тело превратилось в воду, а вся кровь в огонь…

Холодные простыни не остудили жар их тел, и Дик лег рядом с ней, продолжая целовать и ласкать ее. Он просунул одну ногу между ее судорожно сведенных бедер, и Джилл вновь восторженно ужаснулась тому, как он возбужден. Сильные пальцы бережно избавили ее от растерзанной сорочки, а затем легко коснулись напряженных окаменевших сосков… От боли она чуть не закричала, потому что не ожидала, что ее тело так сильно возбуждено и напряжено. Уже в следующий миг губы Дика обхватили сначала один сосок, потом другой, горячий язык ласкал гладкую и нежную кожу, и Джилл выгнулась, шепча его имя, плача от счастья и желая только одного – быть с ним, до конца, до предела раствориться в нем, а то, что завтра утром она проснется падшей женщиной, не имеет значения!

Дик на секунду приподнялся и окинул Джилл восхищенным взглядом.

– Какая же ты красавица, королева моя, Золотая Джилл…

И он вновь рухнул на нее всей блаженной тяжестью своего тела, а она извивалась и стонала, не в силах пережить восторг и удовольствие, которое доставляло ей каждое прикосновение этих рук, этих губ, этой кожи… Она запустила пальцы в густые кудри Дика, и он отозвался коротким смешком и тихим довольным мурлыканьем.

Потом, много позже, она удивлялась, почему Дик так и не воспользовался ее смятением и возбуждением. Он мог лишить ее невинности и получить полное удовольствие, а она бы только благодарила его за это, но он этого не сделал. Дик лежал, почти не двигаясь, хотя это явно причиняло ему самому боль, и ласкал ее рукой, столь же нежной, сколь сильной и опытной.

Дик шептал ей на ухо, как она прекрасна, как желанна для него и как он любит ее. Джилл с безумной улыбкой и закрытыми глазами внимала этой сладкой лжи и верила ей, потому что это было невыносимо прекрасно – чувствовать себя самой красивой и желанной рядом с лучшим мужчиной на свете.

А потом его рука мягко и настойчиво скользнула в глубь ее тела, и Джилл вновь изогнулась в сладкой муке, но еще через миг, показавшийся ей вечностью, Дик легкими движениями пальцев вознес ее на такие вершины блаженства, что она забыла обо всем на свете, и лишь высокий потолок отразил счастливый крик Джилл Уилбери, познавшей в ту ночь счастье быть с мужчиной, которого любишь и хочешь…

Потом она лежала, приходя в себя, на широкой груди Дика и завороженно слушала, как бьются в унисон их сердца, постепенно успокаиваясь. Когда сознание почти вернулось к Джилл, она посмотрела на своего мужчину и увидела, что его возбуждение все еще не прошло и столь же велико. Джилл осторожно, но решительно коснулась его плоти, но Дик поспешно отпрянул и перехватил ее руку, а затем поднес ее пальцы к губам и усмехнулся своей чарующей улыбкой.

– Нет, сладкая королева, не делай этого!

– Но почему? Почему я не могу доставить тебе то же удовольствие, которое ты доставил мне?

– Потому что я хочу доказать тебе, что приходил сегодня не за этим. Сегодняшняя ночь – твоя, не моя. Я хочу, чтобы ты запомнила это.

Она смотрела на него с изумлением и нежностью, зная, вернее догадываясь, как ему тяжело. Дик снова покачал головой и повторил:

– Нет! Это твоя ночь. Усни в моих объятиях и узнай, что моя клятва крепка. Когда придет утро, что ж, тогда делай со мной все, что захочешь, и, если ты пожелаешь доставить удовольствие мне – а я молюсь, что так и будет, —

что ж, тогда я с восторгом обучу тебя и этому. Спи, королева!

Следующие несколько дней были счастливейшими в жизни Дика, он вообще полагал, что на свете мало найдется мужчин, столь же счастливых, как он.

Однако быть с Джилл так, как это происходило сейчас, означало не просто любить и быть любимым. Почти всю свою жизнь до этого Дик ощущал в душе некую пустоту, порожденную постоянными мыслями о собственном несовершенстве и невостребованности. Любовь к Джилл и чувство самой Джилл к нему заполнили эту пустоту. Дик чувствовал себя так, словно разрозненные половинки его души наконец-то воссоединились.

Раньше он всегда стремился первым порвать с женщиной, причем сделать это как можно раньше, однако теперь все было иначе. Путешествие в Уэльс было и горьким, и сладким, и Дик попеременно приходил то в отчаяние, то в восторг, что в конце концов не на шутку обеспокоило верного Рокко, хотя он и сам переживал бурный и нежный роман с Диной, чему Дик отчасти завидовал. Дик не сомневался, что его бойкий дружок уже успел разделить ложе с прекрасной итальянкой, пока они гостили в Хаммерсгейте, Джилл тоже знала об этом, хотя и отказывалась говорить на эту тему. Впрочем, Рокко и Дина не были скованы никакими предрассудками, так что их отношениям развиваться было намного проще.