Книга Слухи - Анна Годберзен

— Мисс Каролина Брод, — объявил дворецкий Хэйзов, стоя в углу огромной гостиной.

Лина, маячившая у него за спиной, увидела девушку, впервые подавшую ей надежду на новую жизнь. Она примостилась в углу дивана. На ней была юбка из розового шелка. С недовольным выражением лица Пенелопа подняла глаза, услышав это имя, и задумчиво склонила голову набок. Возможно, подумалось Лине, она заметила, что теперь имя прозвучало иначе, — трудно сказать.

— Я бы вручил вам ее визитную карточку, мадемуазель, — продолжал дворецкий, еще больше смутив посетительницу, — но у нее нет карточки.

Лине пришлось пробираться сквозь целый лес из кресел в стиле Людовика Пятнадцатого, с сине-белой обивкой к молодой хозяйке этого великолепного нового дома. С каждым шагом она утрачивала мужество. Хотя она уже встречалась с Пенелопой раньше, это вряд ли давало повод для светских визитов. Лина с трудом заставляла себя переставлять ноги в кожаных сапожках со шнуровкой — подарок Тристана, сделанный им через день после их знакомства, по полу из черного ореха. Оказалось, что очень трудно быть естественной. Пенелопа взглянула на Лину только после того, как та оказалась в нескольких футах от дивана. Молодая хозяйка перебирала длинными пальцами черно-белую шерсть маленькой собачки:

— Это платье раньше было моим.

Лина посмотрела на бледно-красное платье в горошек, которое надевала в эту осень несколько раз. Она вспомнила, как Пенелопа сказала, отдавая ей это платье, что это было одно из ее любимых. Сейчас Лине пришло в голову: а вдруг кто-нибудь в отеле узнал это платье?

Крупный мужчина с женственными чертами и нежной кожей, читавший газету в кресле рядом с диваном Пенелопы (хотя Лина впервые его видела, она предположила, что это тот самый Бак, о котором говорила Элизабет), заметил, не отрываясь от газеты:

— Несомненно, она носит его не так, как ты.

— О…

Лина пожалела, что пришла сюда. Это было ошибкой, и, не будь она в таком отчаянии, она бы поняла это раньше. Но она действительно сильно нуждалась в средствах и поэтому еще немного приблизилась к своей бывшей покровительнице.

— Представить себе не могу, что привело вас сюда, — резким тоном сказала Пенелопа.

— Вот уж действительно, — добавил Бак, и Лине захотелось провалиться сквозь землю.

— Может быть, я могла бы поговорить с вами наедине?

Пенелопа посмотрела на Лину так, словно та ей предложила собственноручно застелить свою постель.

— Все, что вы можете сказать мисс Хэйз, вы можете сказать и мне, — в конце концов изрек Бак, прервав мучительную для нервов Лины паузу.

Она несколько раз переводила взгляд с Бака на Пенелопу и обратно и, наконец, решилась:

— Я думаю, мы могли бы заключить еще одну сделку.

— Еще одну сделку? — воскликнула Пенелопа. Она смотрела на Лину широко открытыми глазами, словно не веря своим ушам. — Надеюсь, вы никому об этом не рассказывали.

— Конечно, нет. — Лина прикусила нижнюю губу. Интересно, читается ли на ее лице отчаяние? — Но у меня есть новость, которая может показаться вам весьма интересной.

Пенелопа слегка передвинула острый локоть по ручке дивана:

— Итак, что же это?

— Это касается Холландов, — выдавила из себя Лина. — Я обнаружила это, еще когда служила у них. Видите ли, был один человек — думаю, он торговал старинными вещами — и он приходил в их дом и уносил вещи. Тогда были целые горы счетов. Вот так я поняла… я и моя сестра Клэр… что они лишились своих денег. А Клэр все еще там работает, так что я знаю, что они отпустили почти всех своих слуг.

— Каролина Брод, не так ли? — Лина кивнула. — Каролина…

Пенелопа насмешливо улыбнулась. Может быть, это добрый знак, подумала Лина. Она вдруг почувствовала себя непринужденно в этой огромной комнате с зеркалами в золоченых рамах, картинами старых мастеров и ослепительно сверкающим паркетом.

— Вы хотите сказать, что Холланды бедны? — Каролина слегка улыбнулась в ответ.

— О да. Я в этом абсолютно уверена…

— О господи, уходите.

Пенелопа в нетерпении махнула рукой. Она всем телом отвернулась от посетительницы.

— Но все давно знают, что Холланды бедны, — продолжала Пенелопа так громко, что маленькая собачка вздрогнула, пытаясь высвободить хвост из-под юбки хозяйки. — Если бы вы пришли сюда объяснить причину, по которой Генри Скунмейкер снова в меня не влюбился, тогда, может быть… Но это загадка, перед которой пасуют люди гораздо умнее вас. Глупая девчонка, неужели вы в самом деле думаете, что можно прийти в мой дом и продать мне такую старую новость?

Губы Лины приоткрылись, и она восприняла эти слова как заслуженный упрек. Она действительно очень глупа.

— Я только пыталась помочь, — слабо защищалась она.

— Ой-ой-ой, — насмешливо произнес Бак. — Вы пытались продать хоть что-нибудь, дорогуша.

Лина почувствовала себя такой несчастной и сконфуженной в этой комнате, вновь ставшей враждебной, что чуть ли не обрадовалась следующим словам Пенелопы.

— Ратмилл! — позвала хозяйка дома. Лина повернулась и увидела, что в дверях появился дворецкий, — Мисс Брод перепутала дом и зашла не туда. Сейчас вы можете ее проводить.

Дворецкий четко понял намек и, подойдя к беспомощной девушке, взял ее под руку. Липа склонила голову и, не возражая, проделала долгий путь к дверям.

— Как неприятно, — услышала она слова Бака, когда ее выдворили в холл. — И как раз когда ты собралась выезжать.

Лина прикрыла глаза, когда дворецкий грубо потащил ее к парадному входу. Еще совсем недавно она шла по этому полу, похожему на черно-белую шахматную доску, трепеща от надежды, а теперь возвращается ни с чем. Пенелопа права: она глупая девчонка, которой никогда ничего не добиться.

15

«Неудивительно — если вспомнить, как популярна она была дебютанткой, — что понедельники у новой миссис Скунмейкер проходят столь оживленно. Можно не сомневаться, что увидишь там всех, кого хотелось бы увидеть…»

Из светской хроники Нью-Йорка в «Уорлд газетт», понедельник, 18 декабря 1899

Вторая миссис Скунмейкер пользовалась известностью не только из-за своих понедельников, но и из-за старинной мебели в стиле Людовика XIV — она добавила свою собственную Коллекцию к коллекции первой миссис Скунмейкер. Она также была известна из-за своих миниатюр и изысканной компании, окружавшей ее. Лидия Врееволд и Грейс Вандербилт, принадлежавшие к тому же поколению, что и хозяйка дома, и так же, как она, обладавшие живостью и еще довольно молодые, сидели на небольшом диване, обитом бирюзовым шелком, и обсуждали туалеты, которые собирались купить этой весной в Париже. Джеймс де Форд, младший брат Изабеллы, стоял у высокого окна, выходившего на Пятую авеню, и слушал разглагольствования художника Лиспенарда Брэдли о ню. (Вторая миссис Скунмейкер также была известна тем, что порой допускала в свой круг одного-двух художников.) Пенелопа Хэйз, в безукоризненном розовом шелковом платье, с новой прической — высокий белый лоб слегка прикрывала челка, — появилась в этой гостиной, где было полно антикварной мебели и представителей известных фамилий.