Книга Фиалка Пратера - Кристофер Ишервуд

— Артур, а теперь давайте выкладывайте начистоту: что случилось?

Он улыбнулся; я был слишком нетерпелив, а он, как всегда, любил поиграть в таинственность. Потом задумчиво защемил подбородок между большим и указательным пальцем:

— Ну что ж, Уильям, та довольно-таки мерзкая история, которую я вам сейчас поведаю, строится вокруг ковра из моей гостиной.

— Который вы сняли, чтобы удобней было танцевать?

Артур покачал головой:

— Как ни жаль, сняли его вовсе не для танцев. Это была всего лишь façon de parler.[25]Я не хотел без лишней надобности терзать вашу чувствительную душу.

— То есть вы его продали?

— Не продал, Уильям. Как будто вы первый день меня знаете. Я продаю вещь только в том случае, если не могу ее заложить.

— Очень жаль. Ковер был славный.

— Да, был… И стоил гораздо больше тех двухсот марок, которые мне за него дали. Но в наше время рассчитывать на большее не приходится… Во всяком случае, этого бы вполне хватило, чтобы покрыть расходы на запланированное маленькое торжество. К несчастью, — тут Артур бросил взгляд в сторону двери, — орлиный или, лучше сказать, острый, как у стервятника, глаз Шмидта споткнулся о зияние на том месте, где раньше был ковер, а его сверхъестественная проницательность позволила ему практически с ходу опровергнуть все придуманные мною объяснения. Он был со мной так жесток. Так строг… Короче говоря, в итоге более чем неприятного разговора я остался один с суммой в четыре марки семьдесят пять пфеннигов. Последние двадцать пять пфеннигов ушли в результате того, что в последний момент ему, к несчастью, пришла в голову запоздалая мысль. Он поехал домой на автобусе, и ему понадобились двадцать пять пфеннигов, чтобы заплатить за билет.

— Он что, и в самом деле унес все ваши деньги?

— Да-да, ведь это же мои деньги, разве не так? — Артур с готовностью ухватился за малейшую возможность одобрения с моей стороны. — Так я ему и сказал. Но он все кричал на меня и кричал, жутко кричал.

— Просто неслыханно. А почему бы вам его просто-напросто не уволить?

— Что ж, Уильям, вам я скажу, почему. Причина элементарная. Я должен ему содержание за девять месяцев.

— Н-да, что-то в этом духе я и предполагал. Тем не менее это не повод для того, чтобы позволять кричать на себя. Я бы на вашем месте ничего подобного терпеть не стал.

— Ах, милый мой мальчик, вы, право, такой непреклонный. Жаль, что вас здесь не было и некому было меня защитить. Мне кажется, вы бы сумели дать ему отпор. Хотя, должен вам заметить, — с сомнением добавил Артур, — Шмидт, если захочет, тоже может быть человеком страшно твердым.

— Но Артур, вы что, всерьез пытаетесь убедить меня в том, что планировали потратить двести марок, чтобы накормить обедом семь человек? Бросьте вы сказки рассказывать.

— Я хотел, чтоб были подарки, — кротко сказал Артур. — Каждому из вас какую-нибудь мелочь на память.

— Оно, конечно, было бы очень мило с вашей стороны… Но по-моему, это все-таки чистой воды блажь. Вы питаетесь одной яичницей, но как только к вам в руки попадает некоторая сумма денег, вы тут же торопитесь пустить ее на ветер.

— Только, пожалуйста, Уильям, хоть вы-то не читайте мне морали, а не то я, право, расплачусь. Я не могу отказать себе в удовлетворении своих маленьких слабостей. Жизнь и в самом деле потеряла бы всякий блеск, если бы мы хотя бы время от времени не могли закатить себе пиршества.

— Ладно, — рассмеялся я. — Морали читать я не стану. Может быть, на вашем месте я сделал бы то же самое.

После ужина, когда мы, захватив бутылку коньяка, вернулись в обездоленную гостиную, я спросил у Артура, давно ли он виделся с Байером. И поразился тому, как при упоминании этой фамилии изменилось его лицо. Он сварливо поджал губки и, стараясь не глядеть мне в глаза, нахмурился и мотнул головой:

— Я стараюсь без особых причин там не появляться.

— Что так?

Не часто мне приходилось видеть его в подобном расположении духа. Казалось, он всерьез обиделся на меня за то, что я вообще поднял эту тему. Какое-то время он молчал. А потом вдруг взорвался, совершенно по-детски:

— Не появляюсь, потому что не хочу появляться. Потому что мне там не нравится. Там жуткий беспорядок. Меня это угнетает. Я человек тонкий, и полное отсутствие какого бы то ни было порядка не может меня не возмущать… Вы знаете, что на днях Байер потерял один очень важный документ? И как вы думаете, где этот документ в конечном счете отыскался? В корзине для мусора. И к тому же… как только подумаешь, что эти люди получают зарплату из денег, выкроенных рабочими из своих и без того нищенских заработков… Просто сердце кровью обливается… А еще, там просто пруд пруди агентов. Байеру даже имена их известны. И что он, спрашивается, предпринял по этому поводу? Ничего. Ровным счетом ничего. Ему как будто и дела нет. Вот что меня больше всего возмущает: та совершеннейшая беспечность, с которой там ведут работу. Были бы мы в России, всех этих шпиков быстренько бы поставили к ближайшей стенке.

Я усмехнулся. Артур в качестве воинствующего революционера — это было что-то новенькое.

— Но вы же, помнится, так им восхищались.

— Ну, по-своему, он, конечно, человек весьма способный. Кто бы сомневался, — Артур яростно потер подбородок: обнажились зубы, знакомая маска старого плененного льва. И добавил: — Я в Байере разочаровался. Очень разочаровался.

— В самом деле?

— Да.

Его явно так и подмывало чем-то со мной поделиться, и если бы не последний барьер врожденной осмотрительности… Но нет. Искушение было слишком сильным:

— Уильям, если я вам сейчас кое о чем расскажу… но только вы должны поклясться мне всем, что только есть у вас самого святого, что дальше вас эта история не пойдет.

— Обещаю.

— Ну ладно. Когда я доверился партии или, вернее, пообещал ей свою помощь (не подобало бы мне самому об этом говорить, но я тот самый человек, который мог ввести их в такие сферы, куда прежде они попасть и не мечтали)…

— Ничуть в этом не сомневаюсь.

— А потому я сразу оговорил, что, как мне кажется, было вполне естественно с моей стороны, в некотором роде (как бы поизящней выразиться?) — ну, скажем — некое qui pro quo.[26]

Артур помедлил и выжидающе на меня посмотрел:

— Надеюсь, Уильям, вас это не шокирует?

— Ни в малейшей степени.

— Прекрасно. Я сразу должен был догадаться, что вы на такого рода предметы станете смотреть с разумной точки зрения… В конце концов, мы люди светские. Лозунги, флаги, транспаранты — это все прекрасно для тех, кто шагает плечом к плечу в общем строю, но вождям-то хорошо известно, что политические кампании невозможны без серьезного финансового обеспечения. Перед тем как сделать решительный шаг, я об этом поговорил с Байером, и, должен сказать, он оказался человеком весьма трезво мыслящим. Он сразу понял, что, будучи связан пятью тысячами фунтов долга, я…