Книга Двуликий любовник - Хуан Марсе

— Да, сеньор, но очень плохо, — отвечаю я по-каталонски, старательно коверкая слова.

— Это не страшно. Держи, — и он протянул мне ли­сток — Думаю, тебе не трудно будет выучить этот сти­шок. Он совсем коротенький.

— Да, сеньор.

Все мои мысли заняты обещанными деньгами.

И вот наступает завтрашний день, воскресенье. Я готов намного раньше условленного часа и сгораю от нетерпения. Фанеке тоже хочется пойти, но впер­вые я не беру его с собой. «Не ходи один, черт возьми! Нарвешься на неприятности!» — «Дурак, ни на что я не нарвусь, — отвечаю я ему, — а вот дуро заработаю».

Причесанный и умытый, в лучших штанах и чистой рубашке, в пять часов пополудни я вхожу в парк за огра­дой, и Вилла Валенти открывается передо мной как ска­зочный сон. Посыпанная гравием дорожка выводит меня к шумному сердцу сада: большой лужайке с поса­женными деревьями и зеленоватым прудом и дому с на­рядным фасадом. Цветники усыпаны прелыми листья­ми, воздух полон их сладковатым и терпким ароматом. Я вижу автомобили и нарядных гостей, окруженных де­тьми и собаками; все держатся по-домашнему и разгова­ривают по-каталонски. Из садовой беседки перетаски­вают стулья и скамейки к задней части дома, в большую полукруглую гостиную, где из мебели и драпировки по­спешно возводится театральная сцена. Я замечаю чело­век двадцать взрослых, а еще — дети. Из репродуктора раздается тенор Эмили Вендрейля[15], исполняющего ка­талонские песни: «Розо, Розо, свет моей жизни...»

Я обращаюсь к господину, который, стоя на стуле, возится с проводкой, и спрашиваю, где можно разыскать дона Виктора Валенти. Господин отвечает мне, что тот репетирует в библиотеке. Листок с выученным сти­хотворением я держу в руке. Библиотека находится на первом этаже, но прежде чем попасть туда, мне прихо­дится обойти весь дом, и, открыв рот, я разглядываю высокие арки, отшлифованную временем деревянную резьбу, витражи и тончайшие инкрустации, мозаичное изображение Сан-Жорди[16], и над всем этим — потолок, затейливо украшенный белой лепниной.

— А, наконец-то пожаловал мой андалусский па­ук, — восклицает сеньор Валенти, когда я появляюсь в дверях библиотеки. — Не обижайся, малыш, я шучу. Проходи, садись вот сюда и подожди минутку.

Сегодня сеньор Валенти одет по-другому: вместо белого костюма на нем одеяние благородного средне­векового рыцаря. В руках он держит раскрытую школьную тетрадку, и, заглядывая в нее, дает указания четырем девушкам с длинными волосами, наряжен­ным в туники. Трое актеров, одетые так же, как сеньор Валенти, по очереди читают стихи и в определенном порядке переходят с места на место. Кругом суета, пол­дюжины мужчин прилаживают парики и накладные бороды, а девушки надевают сверкающие ожерелья и цветочные гирлянды. В библиотеке из двух ширм уст­роена театральная уборная; посреди нее стоит стол, заваленный одеждой, шпагами, коробочками с гри­мом, париками и накладными бородами.

Я не понимаю, что творится в этом доме и для чего здесь понадобился я, но мне совсем не страшно. Толь­ко много лет спустя до меня дойдет смысл происходящего. В те времена, когда язык и культура Каталонии жестоко преследовались режимом Франко, а каталон­ский театр был запрещен, на Вилле Валенти, как и в не­которых других домах Эйшамплы, принадлежащих просвещенной барселонской буржуазии, тайно стави­лись любительские спектакли и проводились поэтиче­ские вечера. Их организовывали четверо энтузиастов, отчаянных любителей поэзии, которые открыто от­стаивали права каталонцев в сфере финансов, образо­вания, промышленности и торговли. Устраивать вече­ра и спектакли этим смельчакам помогали их семьи и друзья. Этих обаятельных людей окружала необыкно­венная атмосфера спокойствия и доверия — так, по крайней мере, я воспринимал это в свои десять лет, — а все, что происходило вокруг, казалось скромным, но полным пламенной веры тайным обрядом, попыткой поддержать священный огонь родного языка и культу­ры. Театральные и поэтические вечера, похожие на се­мейные праздники, уютные и волнующие, стали в то время настоящими «акциями протеста». Виктор Вален­ти, хозяин дома, был автором и постановщиком спек­такля и сам же исполнял в нем небольшую роль. Это была историческая пьеса. Действие происходило в де­сятом веке, во времена сарацинского ига, на христианско-мусульманской границе в местечке Аноия. Там жи­ли и сражались отважные люди, закаленные в борьбе с маврами. Поэтическая пьеса сеньора Валенти посвя­щалась историческому подвигу Сан-Жорди и его побе­де над Чудовищем. Роль Чудовища должен был играть я, мальчик-паук.

Растолковав актерам все необходимое, сеньор Ва­ленти протягивает мне черные рейтузы и черную майку с длинными рукавами и указывает на ширму: «Ступай туда и переоденься». Новые вещи плотно об­легают мое тело, и когда я, тощий и неуклюжий, нако­нец вылезаю из-за ширмы, то и в самом деле смахи­ваю на паука. Наряд дополняют черные перчатки и черный платок с дырочками для глаз, завязанный на затылке. Я смотрю на свое отражение в зеркале, и мне становится жутко. Затем сеньор Валенти усаживает меня в мягкое кресло.

— Ты выучил стишок?

— Да, сеньор.

— Тогда прочти мне его.

Я торопливо читаю стихотворение, южный выго­вор удается мне на славу. Сеньор Валенти делает пару замечаний насчет произношения и интонации и гово­рит в заключение:

— Пусть тебя не смущает южный акцент, не скры­вай его. Это как раз то, что мне надо. Сиди в этом крес­ле, пока я не приду за тобой. Спектакль вот-вот начнет­ся. То, что ты должен сделать, очень просто: Гийом-де-Медиона и Сан-Жорди, два главных героя пьесы, вот они, — и он указывает на двух актеров, — посадят тебя на большой серебряный поднос и внесут в пиршест­венный зал. Ты будешь сидеть на подносе и изобра­жать чудовище, спутав руки и ноги, как акробат. Изо­гнись посильнее, у тебя это хорошо получается: ты должен как можно больше походить на паука. По пье­се ты и будешь тем самым Чудовищем, которого сразит Сан-Жорди. Понимаешь?

— Да, сеньор.

— То есть я хочу, чтобы ты сделал то же самое, что вчера на тележке.

— Да, сеньор.

— Они поставят поднос на стол, и тогда ты должен отползти немного в сторону, как краб, просунув голо­ву между ног. А затем, когда смолкнет музыка, ты распу­таешь руки и ноги, встанешь на середину стола и, сло­жив руки на груди, с выражением прочтешь тот ма­ленький стишок, что выучил наизусть. Я буду рядом и дам тебе знак. Вот и все. Сумеешь сделать, как я сказал? Ты хорошо запомнил?

— Да, сеньор.

— Если все получится, тебя ждет хорошая награда.

И вот почти два часа я сижу как приклеенный в кресле с высоченной спинкой. В библиотеке суетятся незнакомые люди. Я хочу есть, в животе жалобно ур­чит. В гостиной началось представление. То и дело кто-то из актеров вбегает в библиотеку и тут же выбе­гает обратно. Раздаются аплодисменты, слышно, как что-то командует сеньор Валенти. Чтобы немного раз­влечься, я ворочаюсь в кресле, и постепенно начинаю дремать. Неожиданно я просыпаюсь оттого, что сень­ор Валенти легонько треплет меня по волосам и гово­рит: «Просыпайся, малыш, скоро твой выход». Рядом с моим креслом стоит столик с книгами, раскрашенны­ми фигурками и маленьким аквариумом, где судорож­но мечется золотая рыбка. Воду аквариума пронзает красноватый солнечный луч, и кажется, что рыбка спа­сается от пожара. Прижав лицо к стеклу, я не могу ото­рвать глаз от беспорядочных движений рыбки, пока одна из актрис не заходит за мной и не уводит меня к сцене, где ожидает сеньор Валенти.