Книга Свет дня - Грэм Свифт

Не останавливаться, заткнуть уши.

И как бы то ни было, разве он там? Разве он под этим камнем у тебя за спиной? Разве там пребывают мертвые, разве они заперты в могилах, как она в своей камере? Разве они не свободней всех? Может быть, глядят на нас, как детективы-невидимки, куда бы мы ни пошли, — а мы-то думаем, что сами к ним приходим, сами на них смотрим?

«Так что не можешь ты от меня уйти, так-то, друг. И ее ты пока что не получил. Восемь лет еще… Несчастная ты жалкота».

Но дойдя до деревьев, чувствую себя в безопасности. В укрытии, вне досягаемости. Всего-навсего могила, всего-навсего каменная плита.

Со стороны крематория — хлопанье автомобильных дверей. Одна группа уезжает, другая приезжает — и все за то время, пока я там стоял.

По существу, тот же самый старый-престарый вопрос. Сколько нам осталось? Какой у нас срок? Восемь лет, девять…

Господи, было время, когда год тянулся вечно — трать из него сколько хочешь. Теперь палка о двух концах: всего восемь лет.

«Когда я выйду, Джордж, я тебе буду не нужна. Я буду еще намного старше, зачем я тебе».

«Нет, тут все не так, тут по-другому».

(Иначе вышло бы по-его.)

Дышу глубоко, и черный вкус уходит — спасибо холодному, ясному воздуху. Теперь, когда уже близко полдень, можно, если поднимешь лицо к солнцу, даже почувствовать намек на тепло — как подогретая вода в холодном стакане.

Иду дальше. Без двадцати двенадцать. Время в запасе есть, даже с учетом предстоящей езды. Вижу урну и выбрасываю комок оберточной бумаги. Кладбище — густая сеть дорожек и участков, которые кто-то когда-то, видимо, распланировал, как планируют город. А около крематория разбит настоящий сад. По его северному краю идет стена, глядящая на солнце, а под ней площадка со скамейками. Наверно, летом вся эта стена скрыта под листвой ползучих растений. Даже сегодня кажется, что у нее краткий полуденный сеанс блаженного тепла.

В «Центре загара» женщины облучаются и спереди, и сзади. В моем пустом кабинете солнце легло на письменный стол.

Сижу на одной из скамеек, спрятав руки в карманы. Кладбищенский бродяга. За цветочными клумбами, за рядами деревьев — шеренги могил. Но на таком расстоянии, когда видишь их вместе, в них нет ничего страшного: безобидные плиты греются на солнышке. Их вид чуть ли не успокаивает. Учтивые гости, которым мир живых выделил здесь подобающее место.

Кто они все такие, а?

24

Но Элен — та не бросила меня. Что хорошо, а что нет. Раз в неделю была тут как тут: моя дочь, моя гостья к ужину, моя дегустаторша.

«Что сегодня?»

«Увидишь».

Курица «марсала» (хотя я использую херес). Секрет — в том, что соскабливается со сковороды.

«Позволь налить тебе вина».

Горящие свечи. Вазочка с цветами. На мне хорошая рубашка. Не просто стряпня — еще и обстановка.

Когда у нас с Рейчел в последний раз такое было? Когда мы находили на это время?

Торжественно вношу сервировочное блюдо. «Вуаля!» (Я и по-французски умею.)

«Папа! Это очень-очень вкусно».

Но если Элен стала женщиной в моей жизни (хоть и невысказанный, но факт) — то кто был мужчиной в ее жизни? Законный вопрос. Еще один невысказанный факт.

«Послушай-ка… Если когда-нибудь ты захочешь… привести кого-нибудь. Думаю, я и на троих смогу приготовить».

Неуклюже, наверно. У Элен своя жизнь, при чем тут я? И зачем, спрашивается, мне вносить расстройство в драгоценный еженедельный распорядок? Для меня — как спасательный круг: ее визиты держат меня на плаву. Благодать, чудо: после всего мы с ней подружились.

«Если, конечно… у тебя есть сейчас кто-нибудь».

Но она как будто ждала, что я затрону эту тему.

Положила нож и вилку. Быстрый, резкий вдох. Подбородок чуть дрогнул.

«Да, кое-кто есть. Кое-кто есть. Ее зовут Клэр. Мы живем вместе уже больше года».

Что полагается говорить, когда слышишь такое? Если по правде, то когда она это сказала — она очень отчетливо это произнесла, — я мало что почувствовал. Ни толчка, ни шока, ни мгновенной вспышки, неожиданной для меня самого. Может быть, я в то время был весь какой-то онемелый. Но вообще-то — разве меня такое может шокировать? Слава богу, полицейский. Бывший полицейский. Видел всякое.

Мне кажется, что я почувствовал — это величину моего неведения. Моей слепоты. Огромная зияющая пропасть. «Глядишь и не видишь». Это твоя дочь Элен, которую ты очень мало знаешь.

А потом, внезапно и стремительно начав прокручивать назад годы, я подумал вот что: это не имеет значения (я не упал со стула) — и в то же время имеет. Потому что Элен все это время не решалась мне признаться, таилась от меня из страха перед моей реакцией. И если я теперь не отреагирую, это будет для нее разочарованием, унижением, будет означать, что все годы враждебности ко мне были потрачены впустую.

Она бы хотела видеть меня бушующим, гневно ораторствующим отцом.

Мне кажется, я подумал вот что: моя родная дочь большую часть жизни меня боялась.

А теперь я потерпел крах, теперь не представляю угрозы… Я уже не детектив-инспектор и даже не муж.

Если только она не Рейчел боялась.

Не знаю, как долго я просто на нее смотрел.

«Сердце мое», — сказал я.

Чтобы я подыскивал слова — не помню. Просто слетело птицей с губ: «Сердце мое». Слова, которых Элен никогда от меня не слышала.

У нее навернулись слезы — блеснуло в глазах, и только. Как блестит у моих клиенток.

Я, наверно, ей улыбнулся — по ее лицу пошла ответная улыбка. А подбородок дрожал. Нешуточная храбрость.

«А я и не знал», — сказал я.

«Теперь знаешь», — сказала она.

Я не взял бы ее за руку — не знал бы, стоит ли, следует ли, — если бы она первая не подвинула ее ко мне через стол.

И тогда (тогда и потом) мне в голову пришли все мысли, какие приходят в таких случаях. Когда она сама поняла? Если это так происходит. Если есть момент, когда ты понимаешь. Может быть — долгий ужасный промежуток непонимания. Незнания, по какую сторону черты находишься.

«Что ж, — сказал я наконец. — Это не отменяет моего предложения. Приводи ее».

Она серьезно, задумчиво на меня смотрела.

«Может быть, не стоит. Не сейчас».

«Расскажи мне о ней хотя бы».

Вдруг сделалась взволнованной, неловкой — точно мальчик, которому задала вопрос мать.

«Она… Она… дока по части интерьерного дизайна. — Невольно обвела взглядом комнату, как нередко делала. — Мы думаем затеять совместный бизнес… в смысле, дизайнерский. Стать партнершами…»