Книга Наследство разоренных - Киран Десаи

Математика все сильнее донимает обоих, учителя и ученицу. Он все время ощущает желание выскочить за дверь. У нее раскалывается голова. Такая головная боль, что пришлось прервать урок. Извинения, прощание — и тут же оба не находят себе места, с нетерпением ждут следующего вторника.

Судья вышел в сад.

— Слезь.

— Почему?

— Собака нервничает, когда ты на дереве.

Собака стоит рядом с судьей, лениво виляя хвостом и не проявляя ни малейших признаков нервической горячки.

— Да ну.

— У учителя могут возникнуть о тебе странные представления.

— Какие?

— Слезай сию минуту.

Саи сползает с дерева, уходит к себе в комнату. Скорей бы уехать отсюда!

— Время не должно стоять не месте, — поучала ее Нони. — Не повтори моей ошибки, не попади туда, где время не движется. Это лучший совет, который я могу тебе дать.

Глава семнадцатая

Саид-Саид застал в пекарне мышь. Удар, дриблинг, пас Бижу. Тот ведет мышь дальше, поддевает ногой, на лету поддает ей снова.

— Вот какая зараза жрет наш хлеб, гадит в наш сахар!

Последний удар — преступник казнен.

Хватит забавляться, пора работать.

* * *

Калимпонг. Повар надписывает конверт авиапочты. Сначала на хинди, потом неуклюжими английскими буквами.

Призывы о помощи посыпались на него градом. Дальше — больше. Господин Лобсанг Фунцок, Они, господин Сезун из «Лепча Квортерли», Кесанг, уборщик из больницы, медбрат из лаборатории, ответственный за глистов в формальдегиде, мастер, заделывающий дыры в кастрюлях, — все, у кого подрастали сыновья. Ему подносили цыплят, пакетики орехов и изюма, приглашали выпить в бывшей армейской кантине Тапа. Повар почувствовал новый привкус в жизни, привкус большой политики.

Процесс развивался. Подарков все больше, все больше просьб, все больше уважения, а чем больше уважения, тем больше подарков, но просьб тоже больше, а чем больше просьб, тем…

— Бхаи, декхо, аэса хаи… — начинал он свою проповедь. — Дело-то ведь ой какое сложное, ведь как повернется… как повезет…

Дело-то практически почти невозможное, но он сыну напишет.

— Посмотрим, посмотрим, авось повезет…

«Бижу, бета, — писал он. — Тебе повезло, ты уж там помоги и другим…»

Он добавил к клею на клапане конверта домашней муки с водой, и стая букв пустилась в долгий перелет через Атлантику.

* * *

Кто его знает, сколько писем теряется на долгом пути следования. В сумке удрученного проливным дождем почтальона, в фургоне, баранку которого крутит раздосадованный ухабистой дорогой в Силигури почтовый шофер, меж громом и молнией, сквозь туман аэропорта Калькутты — долгий путь до почтового отделения на Сто двадцать пятой улице в Гарлеме, забаррикадированного, как израильские блок-посты в Газе. Гарлемский почтальон оставляет письма нелегалам кучей на почтовом ящике их ночлежки. Иное и упадет, и затопчут его, и зашвырнут куда подальше.

Но все же письма доходили, и Бижу их прочитывал.

«…Парень очень способный, семья бедная, присмотри за ним, пожалуйста. Он уже визу получил, прибудет… Найди работу для Пореша. Его брат тоже собирается приехать. Помоги им. Санджиб Том Карма Пончу, и еще, помнишь, Буду, сторож в „Мон ами“, так вот, сын его…»

* * *

— Я понимать, понимать как не понять, — сочувственно кивает Саид.

Мать Саид-Саида снабдила телефонным номером и адресом сына половину Стоунтауна. Они прибывали в аэропорт с долларом в кармане и номером его телефона, надеялись найти приют под крышей его дома — его дома! А под крышей этой-то все койки уже использовались в три смены. Рашид — Ахмед — Джафер — Абдулла — Хасан — Муса — Лутфи — Али…

— Большое племя, большое племя. Я проснуться, идти к окну — новое племя! Все сказать: «О, виза получить нельзя, нельзя, трудно, очень трудно!» Но каждый виза получать. Этот американский посол — совсем осел. Что он со мной делать? Кто даст этому Дули виза? Никто не даст. Один взгляд — сразу видеть. Но Дули виза получать! Вот он. Дули!

Чтобы утешиться, Саид варит горошек с рыбой, щедро добавляет сахару и кокосового молока. Липкую смесь, пахнущую надеждой, намазывает на хлеб и предлагает остальным.

* * *

Самые сочные фрукты в Стоунтауне растут на кладбище. Лучшие бананы — над могилой дела того самого Дули, которому американское посольство в Дар-эс-Саламе по какой-то непонятной причине выдало въездную визу Сообщив о бананах, Саид выглянул в окно — и тут же оказался под прилавком.

— О-о-о, Бох-х-х ты мой! — шепотом. — Племя! Большое племя! Сказать, я здесь нету… Откуда адрес взять? Мать давал! О-о-о-о… Омар, Омар, сказать им, я здесь нету. Сказать им, прочь пошел…

Перед «Королевой тортов» нерешительно топталась группа чернокожих. Они усердно скребли затылки и негромко переговаривались.

— Зачем ты им помогаешь? — спросил Омар. — Я вот перестал помогать, они перестали приезжать.

— Потом рассказать. Омар, Омар, скорей!

Омар пожал плечами и вышел.

— Кто? Сойед? Саи-и-ид! Нет, нет, такого здесь нет. Здесь только я, Кавафья и Бижу. Да, хозяин сейчас придет.

— Нам его мать сказать. Он здесь работать.

— Нет, нет, ошибка. Вы лучше идите, не то хлопот не оберешься. Вам не нужны хлопоты, нам не нужны хлопоты. Уходите, уходите.

* * *

— Ф-фу… Спасибо, Омар. Они прочь?

— Как бы не так.

— Где они, где?

— Вон отошли. Стоят, смотрят, — сообщил Бижу, чуть не подпрыгивая от возбуждения. Чужое затруднение интересует, увлекает.

Все покачивали головами, не желая верить неприятному сообщению.

Бижу вышел, вернулся.

— Они говорят, что пойдут теперь к тебе домой, — гордо сообщил он. Бижу понял, как ему не хватало в жизни такой роли, роли важного звена, посредника, вершителя чужих судеб.

— О, Бох-х-х, они не уйти, они уйти и оставить кого-то один ждать. Закрыть дверь, закрыть окно…

— Нельзя дверь закрыть, нельзя окно. Жарко.

— Закрыть!

— А если хозяин придет?

Хозяин усвоил вполне объяснимую привычку заявляться без предупреждения.

«Все в порядке, босс-сахиб, — докладывал ему Саид. — Мы все делать, как вы нам сказать делать».

Но сейчас…

— Моя жизнь кончаться, друг, маленько жарко там, маленько жарко тут… Босс или не босс…

Они закрыли окно, закрыли дверь. Саид позвонил в свое обиталище: