Книга Цветы осени - Ариэль Бюто

Красота разрывает Жюльетте сердце. За что я себя наказала? Зачем сопротивляться счастью и без конца настраивать его против себя?

— Я никогда сюда не забирался, — шепчет Пьер, в кои-то веки перестав изображать экскурсовода. — Как будто знал, что в одиночестве не вынесу подобного зрелища.

Жюльетта улыбается, обводит усталым взглядом совершенный пейзаж, чтобы запомнить его навечно. Внезапно полоса тумана рассеивается и город выныривает перед ней во всем своем блеске бесконечной чередой крошечных, как на почтовой открытке, церквей и дворцов. Кажется, еще чуть-чуть — и дотронешься до них рукой. Ее рукой, которая тянется открытой ладонью к небу, чтобы принять наконец бесценный дар.

Глава 8

Два месяца! Они отпраздновали эту дату бутылкой кьянти в маленьком ресторанчике Канареджо, на берегу канала, где им подали scampi fritti[3]с соусом из чернил каракатицы. За эти два месяца установилось лето, а Жюльетта наконец обрела почву под ногами и раскрылась навстречу этому городу: теперь, чтобы начать новый день, ей не нужно ждать, когда Пьер покончит с газетами.

Этим утром он наслаждался кофе за чтением какого-то журнальчика, в тапочках и небритый. Он больше не прикладывает усилий, чтобы меня очаровать, хотя ему очень нравятся мои старания. Три дня подряд обещает повести меня в Галерею Академии и все время находит то один, то другой пустяковый предлог, чтобы увильнуть. Жюльетта могла бы отправиться в музей одна, но что-то ее удерживает — то ли страх, то ли скука, и она злится на себя даже больше, чем на Пьера. Иногда ей кажется, что в Венеции свободы у нее стало еще меньше, чем в Бель-Иле.

Джульетта увозит Анну на прогулку, даже не поинтересовавшись, есть ли у Пьера и Жюльетты другие планы. Джульетта, она как кошка — считает, что это хозяева у нее живут, а не наоборот.

Ее тяжелые шаги стихают на лестнице. Жюльетта и Пьер одни. Могли бы задвинуть засовы, задернуть шторы, насладиться одиночеством и предаться игре в стариков-любовников. В конце концов, не так уж часто им представляется такая возможность.

Жюльетта смотрит на узкий затылок погрузившегося в изучение газет Пьера, хочет погладить его по голове, передумывает и громко вздыхает, надеясь оторвать его от чтения.

— Ты готова?

— Кажется, да.

— У меня для тебя сюрприз.

Новость не вызывает у нее никакого энтузиазма. Сюрпризы Пьера — это его способ решать все без ее участия.

— Мы идем в Галерею Академии? — с надеждой в голосе интересуется Жюльетта.

Ответ ей заранее известен, но она все-таки рискует спросить, потому что заметила одну забавную особенность его характера: ее предложения он мгновенно отвергает, а часа через два выдает за собственные гениальные идеи.

— Ты обратила внимание на погоду? Было бы нелепо убить такой прекрасный день на музей.

Жюльетта могла бы возразить, что теплая солнечная погода стоит уже три недели и, судя по всему, продержится до конца лета. Но она этого не делает — все-таки любопытно, что еще придумал Пьер.

— Возьми купальник. Мы едем на Лидо. Я заказал столик в ресторане. Мы сможем искупаться. Отправляемся через десять минут, идет?

Может, им еще и ведерко с лопатками взять, чтобы поиграть на пляже в куличики?! Если он думает, что я выставлю напоказ свой тромбофлебит с целлюлитом, то жестоко заблуждается. Кстати, у меня нет купальника. Еще одно достоинство Венеции — отсутствие пляжа. Никто не предается глупейшим развлечениям вроде игры в мяч в полуголом виде, не шляется вдоль берега, выставив напоказ сиськи. Хотела бы я знать, как выглядит Пьер в плавках?

Они все-таки отправляются, и Пьер радуется за двоих, хотя пароходик до отказа набит гомонящими туристами. На выходе из главного канала лагуна расширяется, Венеция раскалывается на множество островков, и радужные пузырьки счастья новой Жюльетты то и дело лопаются, натыкаясь на вызывающе яркие рекламные щиты и плебейскую архитектуру Лидо.

Похоже на Карнак, только гораздо безобразней, решает Жюльетта, ступив на сушу.

Машины, «веспы», автобусы рычат, как гигантские насекомые-мутанты. Пахнет жареной снедью и счастьем «моментального приготовления». Мамаши покрикивают на своих отпрысков, перетаскивающих с места на место чудовищных размеров надувные плавсредства, и Жюльетта невольно вспоминает Бабетту, командующую Полем и Софи.

Кем надо быть, чтобы добровольно отправиться в подобное место? К тому же приходится идти пешком. Повсюду грохочет дикарская музыка, магазины соблазняют покупателей нарядными витринами.

Время от времени нетерпеливый характер Жюжю берет верх над уравновешенностью Жюльетты. Она безропотно вкалывала под суровым небом Бель-Иля, а теперь ее раздражает все, что может хоть как-то помешать ее новообретенному счастью. Она похожа на туристку, выбравшую тариф «все включено»: малейшее отклонение от оплаченной программы воспринимается ею как подлое предательство.

Лидо с его вульгарностью не входил в число мест, о которых Жюльетта втайне мечтала, перед тем как уехать с Пьером. Но если быть до конца честной, думаю, с ним я отправилась бы куда угодно. Однако мне нравится смотреть на него в красивом обрамлении. Возможно, потому, что мы уже старые и нам приходится подчеркивать свои достоинства. Ну вот, дожили, я пустилась в философские рассуждения! Теперь, когда Джульетта «заступила на вахту» рядом с Анной, голова у меня свободна от мелких бытовых проблем, есть время подумать. Раньше я назвала бы это скукой.

Рокот волн перекрывает гам торговой улицы. Они идут по широкому пляжу, ноги утопают в сером песке, воды Адриатики отливают серебром. Запах фаст-фуда сменяется ароматами амбры и бергамота — здесь «поджаривается» человеческая плоть. Вдоль всего побережья расставлены тысячи кабинок; на общественных пляжах они совсем простые, на частных — шикарные. На тенистых набережных стоят виллы, отели и развлекательные заведения всех сортов.

— Ты устала?

— Немножко. Хочу пить, обливаюсь потом, и мне не нравится это место.

Пьер в замешательстве смотрит на Жюльетту. Она редко жаловалась — разве что на боль в ногах, и теперь, увидев ее обнаженной, он понимает почему. До сегодняшнего дня ему было нетрудно вызвать у нее восторг: тот, кого так долго мучила жажда, и стакану воды из-под крана радуется как бесценному сокровищу. Неужели, не приведи господь, она станет привередой?

— Я думал тебя порадовать, — с обидой замечает он.

Вместо того чтобы думать за меня, лучше бы почаще интересовался моим мнением, избежали бы многих недоразумений. Галерея Академии, например, доставила бы мне настоящее удовольствие. Намекаю ему, намекаю — мог бы уже и догадаться!

— Конечно, я радуюсь, ведь ты со мной! Но скажи, мы что, так и проведем весь день на ногах?

— Все ясно… Видишь те деревья? Сможешь дойти или поймать такси?