Книга Адамово яблоко - Ольга Погодина-Кузьмина

— Любовь — это очень больно, вот здесь, внутри, как будто тебя ест злая крыса! — Рослик вырвал руку и толкнул его в грудь кулаком. — А ты — самодовольная скотина с толстой шкурой. Ты даже ни разу не пробовал покончить с собой!..

Немного обескураженный этой филиппикой, Георгий Максимович попытался погладить его по голове, но тот уткнулся лицом в диванную подушку и заплакал, сотрясаясь всем своим худым узким телом.

— Почему ты такая скотина? Ты хоть знаешь, Измайлов, что сломал мне жизнь?!

Севочка уже дремал, вытянувшись на кровати, с погасшей трубкой в руке. Глядя на него, Георгий пережил приступ дежавю — угнетающей уверенности в том, что сидел уже когда-то на этом ковре, смотрел на плачущего Рослика и чувствовал только равнодушие и легкую дурноту. Дальнейшее развитие событий представлялось достаточно ясно: что бы он ни сделал сейчас, наутро будет муторно и стыдно, и значит, можно делать почти всё.

Поднявшись, Георгий отыскал среди одежды, аккуратно развешанной в шкафу, свой пиджак. Включил телефон и набрал номер.

Игорь сразу снял трубку, словно ждал звонка.

— Это я. Ты спишь?

— Нет, — ответил мальчик.

— Я сейчас заеду за тобой.

Тот заторопился.

— Подожди, я не дома, я у Дениса. Я поругался с теткой…

— Ты с Марковым? — приставив к холодной стене кулак, спросил Георгий Максимович.

— Нет, — пробормотал тот упрямо и обиженно. — Можешь не верить… Он правда меня просто подвез тогда… Ничего не было.

Его голос звучал так чувственно и близко, словно они оказались рядом в постели.

— Ты, конечно, врешь, но пусть. Бери машину и приезжай на Мытнинскую. Я там буду через полчаса.

Рослик умывался над раковиной. Георгий обнял его сзади и поцеловал волосы, пахнущие цветочным одеколоном.

— Собирайся, поедем ко мне.

Глаза у него были пьяные, мутные, словно студень.

— А Севка? — пробормотал он. — Я его не оставлю. Он встанет и подожжет мне квартиру.

Собственное лицо в зеркале — бледное и обрюзгшее, — показалось Георгию чрезвычайно неприятным. Он умылся ледяной водой, сильно забрызгав рубашку на груди.

Одеваясь, Рослик напомнил:

— А Севка?

Георгий вернулся в комнату, завернул безжизненного Севочку в плед, взвалил на спину. Рослик ещё сообразил сунуть в пакет вещи приятеля — свитер, куртку и ботинки. И словно опомнился, уже стоя в дверях.

— Как ты сядешь за руль? Ты же на ногах не стоишь!

— Я вызвал такси, — успокоил его Георгий. — Лучше помоги загрузить его в лифт.

На улице накрапывал дождь, но машина уже подъезжала к подъезду.

— У вас там что, труп? — спросил таксист.

— Труп, — подтвердил Георгий, укладывая Севочку на заднее сиденье. — Нам нужно на Мытнинскую набережную, это сразу напротив Петропавловки, я покажу.

Рослик сел рядом с Севой, придерживая его голову.

— Господи, Измайлов, как я устал от всего этого, если бы ты знал! Я уже твердо решил — хочу уехать отсюда. Найду себе какого-нибудь спокойного немца лет пятидесяти. А что? Буду там преподавать, у них наши специалисты ценятся. Разведу цветы… Зачем мне этот гнилой мертвый город? Тут нельзя жить, хорошо только сдохнуть!

Игорь стоял у въезда в арку — продрогший, с голой шеей, в безобразной вязаной шапке. Георгий подошел к нему, ощущая в груди какой-то клокочущий кипяток — ненависть и одновременно жгучее желание.

— Замерз?.. Ничего, сейчас согреешься. Познакомься, это Рослик… Ростислав Евгеньевич, мой давний и очень близкий друг. А это ещё один наш приятель… и пойдем.

Таксист помог внести Севочку в подъезд, где тело принял невозмутимый консьерж.

Оказавшись в квартире, Георгий сразу прошел в кухню, открыл бутылку коньяка, налил и выпил. Он действовал машинально, не зная, что сделает в следующую минуту.

— Я тоже хочу выпить, — заявил Рослик, отбирая у него бутылку. — И кофе. И нужно поесть.

— Конечно, детка, всё для тебя.

Распахнув холодильник, Георгий начал выкладывать на стол сыр, ветчину, помидоры.

— Да, нужно поесть… Это просто необходимо. Только подожди минуту…

Он взял Игоря, так и не снявшего своей шапки, за руку, и повел в хозяйственную уборную, где хранились чистящие средства и необходимый домашний инвентарь — гладильная доска, пылесосы, стиральная машина.

— Ну, что ты мне скажешь, малыш?

Мальчик смотрел на него испуганно и пристально, словно не узнавая.

— Давай, скажи, как ты скучал. Как ты меня любишь и хочешь.

Он отпрянул было, но Георгий обхватил руками его голову, прижался лбом к его лбу и зашептал:

— Какой ягненок, сейчас заблеет… Ну, обнимай глупого дядьку. Он же верит всем твоим сказкам.

Опрокидывая какие-то коробки и бутыли с моющими жидкостями, Георгий повалил его на пол на четвереньки.

— Ну, давай — бе-бе-бе… Ты овечка, я баран. Как тебе игра?

— Не надо, — выдохнул он.

— Смешно? И мне смешно.

Он не сопротивлялся, и Георгий сделал всё грубо и быстро. В последний момент сомкнул пальцы на его горле и успел подумать «сейчас убью его», и что вот так, наверное, умирают от инсульта.

Затем, постепенно приходя в себя, услышал, как Игорь судорожно кашляет под ним. Запоздало сообразил, что чуть не придушил мальчишку и сильно напугал.

— Жив?..

Тот торопился натянуть джинсы, отползая, громко клацая зубами.

— Ну, ничего. Извини.

Георгий встал, повернул кран и подставил голову под холодную воду. Это прояснило сознание, но не рассеяло туман, в котором спуталось происходящее.

Рослик в прихожей надевал пальто.

— Куда ты? — спросил Георгий.

— Какая тебе разница? Домой.

— Подожди. Пойдем, выпьем.

Рослик покривился.

— А потом? Спать вместе? Чтобы твой мальчик посмеялся надо мной, тебе этого хочется? Ему семнадцать лет, а мне двадцать девять, у меня вот такие вены на ногах и изуродованные пальцы! Нет уж, развлекайтесь без меня! Старую куклу надо выбросить, когда купили новую!

Игорь тоже вышел в прихожую, бледный как покойник.

— Я не буду над вами смеяться, — проговорил он, не сводя с Рослика глаз.

Тот резко обернулся.

— Только вот не надо меня жалеть, зайка моя! Пожалей себя, вернее будет!

— Ты можешь меня послушать? — с нажимом потребовал Георгий. — Я хочу, чтобы ты остался, и ты останешься. Я ничего подобного не имел в виду.