Книга Господин Адамсон - Урс Видмер

Миссис Миллер стояла у входа в аэропорт, одетая, как и вчера. Только сегодня у нее был еще рюкзак, темно-серое страшилище, такие носили альпинисты, совершавшие первое восхождение на Бичхорн или пик Дюфур. Она сияла, прямо светилась, потому что смогла уговорить даму на регистрации оформить наши билеты первым классом. Не представляю, как ей это удалось; решительно у нее был талант попрошайничать.

Полет прошел приятно. Мы возлежали в пуховиках, окруженные и обслуживаемые стюардессами — шампанское и клубные сандвичи на выбор, — и приземлились, бодрые и веселые, в Фениксе, штат Аризона. Звенящая жара на летном поле, прохладный воздух в здании аэропорта. Темнокожий таможенник, дружелюбный, как дядя Том. Сказал мне «Добро пожаловать» и нашел, что мои документы в полном порядке. Это при том, что я просто сунул ему свой паспорт! Вероятно, кто-то из кружка любителей виски позвонил в Вашингтон президенту США, а тот воспользовался своим красным телефоном и распорядился, чтобы мне и миссис Миллер не чинили препятствий.

«Тойота» все еще ждала на стоянке, и вот мы катим по шоссе на север. И все время слева от нас, постепенно склоняясь к горизонту, за нами следовало солнце, сначала белое, потом желтое, а под конец — красное. За рулем собственной машины миссис Миллер выглядела как инка, мало того — как весьма компетентный инка, потому что водила она, будто лихач с Дикого Запада. Пейзаж, который я видел впервые в жизни, казался мне знакомым до мельчайших подробностей. Голые горы, каньоны из красной глины. Похожая на пустыню равнина. Сухие кусты, кактусы. То тут, то там гремучая змея, уютно устроившаяся под камнем. Через каждые два часа — бензозаправка.

Когда после Форта Лаптон мы свернули с шоссе и поехали по небольшой дороге с ухабами, миссис Миллер вытащила из пакета два сандвича, которые она прихватила в самолете, и один дала мне. Это был наш ужин. Хорошо бы еще пива. Но пива миссис Миллер не стащила.

Наконец мы выехали на засыпанную щебнем дорогу, похожую на русло ручья, которая тем не менее оказалась главной улицей и вела в центр Уиндоу-Рока. Солнце как раз зашло, когда мы остановились перед широким двухэтажным зданием. Вдоль верхнего этажа проходил балкон. Весь дом словно горел в красном солнечном свете, а ночная тень так быстро поднималась по стенам, что, пока мы шли по ступеням, дом уже полностью погрузился во тьму. Над его черным силуэтом пылало небо. Засветилась неоновая реклама. «АВАХ МОТЕ». Мотель миссис Миллер. Буквы Н, О, Л и Ь не горели. Комната миссис Миллер была на втором этаже, а я получил номер на другом конце коридора. Когда я вставил ключ в замочную скважину, миссис Миллер, возившаяся с замком, прокричала:

— До завтра! Мы пойдем к капитану Бриггсу. — Она толкнула дверь и исчезла в комнате.

Мой номер. Дерево, мрачно, воздух — сплошная пыль. Кровать почти во всю комнату. На стенах — украшения, похожие на предметы индейского быта. Мокасины, лук, всякое такое. Я поставил дорожную сумку под умывальник, распахнул балконную дверь и вышел на воздух.

Передо мной в вечерних сумерках лежала площадь, окруженная со всех сторон тенями домов. Кое-где несколько огней, ярко освещенный вход в бар — «У Джимми» или «У Джонни» — сверху я не мог разобрать, а прямо подо мной стояла «тойота» и остов какой-то машины, все четыре дверцы нараспашку, словно пассажирам было лень в последний раз закрыть их. Нигде ни одного человека, в баре тоже тихо. Только на противоположном конце площади, прислонившись к стене неуклюжего деревянного дома, сидели четыре или пять фигур. Рядком, неподвижно, почти невидимые в свете жалкой гирлянды из лампочек, висевшей над их головами. Наверняка индейцы, потому что в их волосах торчали перья. Отряд инвалидов, упрек судьбе, хотя они просто сидели и молчали. Цветная мазня на их лицах, красный узор на руках и ногах — это что, боевая раскраска? Среди них был, я только что заметил, и один белый. Он выглядел не лучше. Зверобой старых времен, которому тоже досталось как следует.

Я вытащил из кармана мобильный телефон и позвонил Сюзанне. Она не сразу взяла трубку, голос у нее был сонный.

— Я в Уиндоу-Роке, — сообщил я.

— Где? Это бар?

— Это столица навахо.

— В два часа ночи? — Она зевнула. — Надеюсь, к завтраку ты вернешься.

— Скорее всего, нет, — ответил я.

Бар — какая разница, «У Джимми» или «У Джонни» — напомнил мне, что я умираю от жажды. К счастью, у меня были доллары, потому что миссис Миллер выдала мне мою первую дневную зарплату наличными и в местной валюте. Итак, я воткнул в волосы мое индейское перо, спустился по лестнице и отправился наискосок через площадь к бару. «У Джейми», а не «У Джимми». Инвалиды перед мрачным деревянным домом — наверное, здание мэрии, резиденция городских властей — исчезли, кроме одного, индейца, который в полной боевой раскраске стоял посредине площади. Он был маленьким, пониже меня, в волосах несколько обожженных перьев, лицо залито кровью, рука покалечена. Его одежда была порвана в клочья. Что же это с ним произошло?

Индеец стоял на невысоком, всего в две ладони высотой, земляном холме, вроде плоского кургана, на котором отпечатались следы шин. Когда я остановился перед ним, он посмотрел на меня индейским взглядом, который я так хорошо знал, но прежде никогда не встречал. Непроницаемым. Я часто тренировал этот взгляд перед зеркалом, но у меня плохо получалось. Моя мать его вообще не замечала, а Мик смотрел на меня еще более непроницаемо, да так долго, что мои ресницы начинали дрожать и я не мог удержаться от смеха.

— Добрый вечер, — сказал я индейцу на атабаскском языке, стараясь говорить как можно лучше.

Он бесстрастно глядел на меня. Долго. Наконец скрестил руки на груди и ответил:

— Добрый вечер, брат.

— Вы меня понимаете? — воскликнул я, разумеется, опять на языке навахо. — Я лаю, ты лаешь, он лает?

— Кто лает? — спросил индеец.

— Никто. — Сердце мое затрепетало. — Я хочу сказать, это замечательно, что вы понимаете меня. Вы первый навахо в моей жизни. Я выучил язык по книгам.

— Ты умеешь читать?

— Он меня понимает! — выкрикнул я в небо, на котором уже появились звезды. — Навахо, настоящий навахо, и он понимает, что я говорю! — Я исполнил что-то вроде танца радости, прыгая вокруг индейца. — Вы меня понимаете! — Я остановился перед ним.

— Конечно, я понимаю тебя, брат, — пробурчал он. — Хорошо понимаю. Вот только не могу сразу сказать, из какого ты племени.

И действительно, он произносил глоттализованные звуки иначе, чем я. Собственно, он вообще не делал глоттальных взрывов.

— Мое племя маленькое, — сказал я. — Два воина, две скво. Я — вождь, меня зовут Бегущий Олень.

— Я вижу твои знаки отличия в волосах. Бегущий Олень. — Индеец указал на мое перо. — Я тоже вождь племени. Меня зовут Рычащий Лев.

Он сказал dloziłgaii — вне всяких сомнений, лев с гор. Рычащий. Но он произнес это слово настолько иначе, чем я, что я расхохотался. И не мог остановиться.