Книга Французская сюита - Ирен Немировски

— И война впереди?

— И война впереди, — машинально кивнула мадам Перикан. — Сейчас твой долг не перечить и слушаться маму. Ты никуда не пойдешь! Будь у тебя хоть капля совести, тебе бы и в голову не пришло вести себя так жестоко и по-дурацки. Думаешь, мне мало других забот? Ты разве не понял, что все пропало? Немцы победили, ты и двух шагов не пройдешь, как тебя схватят и убьют. Молчи! И слушать не хочу! Ты выйдешь отсюда только через мой труп.

— Мама, мама, — безостановочно вопила Жаклин. — Принесите Альбера! Найдите Альбера! Немцы его поймают! Его убьет бомба, он потеряется, его украдут! Альбер! Альбер! Альбер!

— Жаклин, замолчи сейчас же, ты разбудишь братьев!

Мать и дочь кричали одновременно. У Юбера задрожали губы, он поскорей отошел от кучи бестолковых, суетливых, встрепанных старух. Что они понимают! Жизнь уподобилась шекспировской трагедии, возвышенной и ужасной, а они бессовестно опошляют ее. Даже на развалинах мира, посреди дымящихся обломков они останутся прежними. Жалкие скудоумные создания, неспособные на подвиг, для них не существует ни величия, ни благородства, ни жертвенности. Все, к чему они прикасаются, становится мелким, как они сами. Боже! Поговорить бы сейчас хоть с одним мужчиной, пожать мужскую руку! «Даже папа понял бы, — думал он. — А больше всего мне нужен Филипп, добрый надежный любимый старший брат!» Юберу так захотелось увидеть брата, что из глаз снова потекли слезы. Нескончаемая канонада вдали пьянила, будоражила его; дрожь пробегала по всему телу, он резко поворачивал голову из стороны в сторону, как молодой встревоженный конь. Но он не боялся! Нет! Не боялся! Он не гнал мысль о смерти, он лелеял ее. Прекрасная благородная смерть во имя проигравших. Лучше погибнуть сразу, чем гнить в окопах как в четырнадцатом году. Он будет драться под открытым небом, ярким июньским днем или вот такой лунной ночью.

Мать поднялась к Жаклин, но предварительно приняла меры: когда Юбер попытался выскользнуть в сад, оказалось, что дверь заперта. Он стал трясти ее, дергать за ручку. Хозяйки из спальни закричали с возмущением:

— Молодой человек, оставьте в покое дверь! Уже поздно. Мы устали. Не мешайте нам спать.

Одна из них прибавила:

— И вам пора спать, мой юный друг!

Его передернуло от гнева:

— Юный друг! Вот старая карга!

Вернулась мать.

— У Жаклин истерика, — устало сказала она. — По счастью, у меня в сумке нашелся флакон с настойкой апельсиновых цветов. Не смей грызть ногти! Юбер, ты меня замучил. Устраивайся в том кресле и спи.

— Я не хочу спать.

— А мне что за дело? Спи, — сказала она властно, с раздражением, будто он был младенцем, вроде Эммануэля.

Бунтуя всем своим существом против приказа, Юбер бросился в старое кретоновое кресло, и оно жалобно застонало. Мадам Перикан возвела глаза к небу.

— До чего же ты неуклюж, мой мальчик! Ты можешь продавить кресло. Сиди смирно.

— Хорошо, мама, — покорно отозвался Юбер.

— Надеюсь, ты захватил из машины плащ?

— Нет, мама.

— О чем ты только думаешь!

— Он мне не понадобится. Сейчас тепло.

— А если завтра пойдет дождь?

Она вынула из сумки вязание. Застучали спицы. Когда Юбер был маленьким, она вот так же вязала рядом с ним, пока он играл гаммы. Юбер закрыл глаза и притворился, что спит. Прошло немного времени, и мать уснула. Тогда он вылез в сад через окно, добрался до сарая, вывел велосипед, бесшумно приоткрыл калитку и был таков. В городке все спали. Канонада стихла. Громко рыдали на крышах одни коты. На пыльной площади вокруг изящной старинной церкви с голубыми при лунном свете витражами сгрудились машины беженцев. Те, кому не нашлось места в домах, ночевали в автомобилях или прямо на земле. Бедняги и во сне не могли избавиться от напряженья и страха, бледные лица выражали тревогу. Но вместе с тем они спали так крепко, что до утра их ничто не могло бы разбудить. Они могли, не заметив, перейти из сна в небытие.

Юбер проехал мимо спящих, оглядев их с удивлением и жалостью. Сам он не хотел спать, не чувствовал усталости. Возбуждение придавало ему отваги и сил. Об оставленных домашних он думал с раскаянием и грустью. Но вопреки угрызениям совести решимость его только крепла. Ведь он не искал приключений, свою жизнь и покой своих близких он приносил в жертву родине. Стремился навстречу судьбе с богатыми дарами, будто юный небожитель. Во всяком случае, так ему казалось. Он выехал из городка, свернул к вишневому дереву, слез с велосипеда и лег на землю. Внезапно от радостного волнения у него сжалось сердце: он вспомнил, что новый товарищ разделит с ним опасности и славу. Юбер едва знал этого белокурого мальчика, но чувствовал к нему горячую, неистовую, нежную любовь. Он слыхал, что где-то в северных провинциях два друга сражались с целым отрядом немцев, обороняя мост, и пали с песней «Был у меня товарищ». Он знал теперь, какое чистое искреннее чувство их связывало. Юбер бессознательно перенес на нового друга страстную привязанность к Филиппу, который был с ним неизменно ласков, но держался всегда на расстоянии. Юбер считал, что его целомудренный и строгий старший брат любит одного Бога.

По правде говоря, последние два года Юбер чувствовал себя очень одиноким: в классе, как назло, подобрались одни хамы и воображалы. К тому же его помимо воли восхищала красивая внешность, а Рене был ангельски красив. Юбер с нетерпением ждал его. При любом шорохе вздрагивал, вскидывал голову. Вот уже без пяти минут полночь. Мимо проскакала лошадь без всадника. Странное видение напомнило ему о поражении, о войне; стук копыт смолк, опять стало тихо. Он сорвал длинный стебелек и принялся жевать его; вывернул карманы куртки и обследовал их содержимое. Горбушка хлеба, яблоко, орехи, раскрошившийся пряник, нож, моток веревки и маленький красный блокнот. На первой странице выведено: «Если меня убьют, сообщите отцу, господину Перикану, проживающему по адресу: Париж, бульвар Делессер 18, или матери…» Дальше следовал их адрес в Ниме. Юбер вспомнил, что не помолился на ночь. Он встал на колени в сырой траве и прочитал вечернюю молитву, помянув по очереди всех домашних. Потом выпрямился и тяжело вздохнул. Он примирился с Богом и людьми. Пока он молился, пробило полночь. Скоро они тронутся в путь. При свете луны он ясно различал дорогу. Она была пуста. Он выдержал еще четверть часа, но больше ждать не мог. Спрятал велосипед в канаве и пошел навстречу Рене, того все не было. Юбер вернулся обратно, встал под вишней и сунул руку в карман брюк, нашел помятые сигареты и мелочь. Подождал еще, выкурил без всякого удовольствия сигарету. Он пока не привык к табаку. Руки дрожали от волнения. Он срывал цветы и бросал их. Уже час прошел, неужели Рене… Нет, не может быть. Он же дал слово. Наверное, тетки не пустили его, заперли, но ведь не помешали же Юберу убежать все старания матери. Мама. Должно быть, она еще спит, но скоро проснется, и что тогда? Его станут искать повсюду. Нельзя оставаться здесь, на окраине городка. А если Рене все-таки придет? Юбер решил, что немного подождет, но с восходом солнца тронется в путь.