Книга Дело Тутанхамона - Кристиан Жак

– Думаю, это временно.

– Ранения?

– Тяжело травмированы ноги, перелом челюстной кости и ребер, множественные ушибы…

– Степень тяжести?

– Серьезная.

– Когда я смогу встать?

– Месяца через три-четыре. Ходить будете с тростью.

– А бегать?

– Бегать вы больше не сможете.

– У меня очень болят руки.

– Это от сильного ушиба. Боль пройдет, однако…

– Продолжайте.

– Вам придется перенести несколько хирургических операций. Мужайтесь, ваше сиятельство!

* * *

Бледное весеннее солнце вставало над Хайклером. Граф пытался играть в гольф и гулять, стараясь, чтобы с каждым днем прогулки становились продолжительнее. Теперь, когда он вновь обрел зрение, стало легче бороться с постигшим его несчастьем. Почувствовав усталость, он повернул к замку.

На пороге стояла Альмина:

– Не сдавайтесь, дорогой. Надо жить. Для меня, для сына, для нашей новорожденной дочери.

– Я устал.

– Реабилитация займет некоторое время. Доктор…

– Врет, как и все врачи. Реабилитация никогда не кончится. Я буду мучиться до самой смерти!

Альмина с нежностью взглянула на мужа, затем прижала его руку к губам:

– Я вас люблю!

– Вы любите инвалида?

– Вы не инвалид.

– Увы, ваша привязанность ко мне не может изменить реальность! Я плохо хожу, малейшие усилия меня изматывают, жизнь превратилась в цепь случайных и бессмысленных событий, а будущего у меня вообще нет. Грустный итог, не правда ли?

– Итог неверный, – нежно улыбнулась Альмина. – Ваш опыт незаменим, семья вас обожает, а ваши фотографические опыты говорят об истинном таланте!

– Неужели снимки получились? – спросил граф.

– Идите и взгляните сами.

Стараясь идти как можно быстрее, что в его состоянии было непросто, граф устремился в темную комнату, которую по его приказу оборудовали всем необходимым. Новым увлечением Карнарвона стала фотография, но занятия ею требовали терпения, которого, казалось, он был лишен. Первые опыты не удались, и граф уже собирался все бросить, однако последняя серия оказалась неплохой. На четких, композиционно продуманных снимках был запечатлен Хайклер.

– Значит, будем фотографировать, – прошептал он.

* * *

Графу приходили письма со всего света. Организации, печатные издания и обычные кружки фотолюбителей поздравляли его с удачными работами. Его известность в Англии росла день ото дня.

– Прикажете принять, ваше сиятельство?

Граф молчал. Наверное, не следовало отвечать на письмо этого человека. Вздохнув, Карнарвон велел проводить посетителя в библиотеку. Гость был в черном.

– Неужели в столице еще помнят о неудачливом автомобилисте?

– Вы быстро поправляетесь, ваше сиятельство! Несчастья теперь в прошлом. Правительство ждет вашего выхода на политическую арену!

Граф встал с кресла и принялся декламировать «Макбета». Собеседник невозмутимо слушал, а потом сказал:

– Мне тоже нравится Шекспир.

– Вы слушали внимательно?

– Надеюсь.

– Значит, должны были заметить.

– О чем вы? Не понимаю.

Граф отвернулся.

– Ваша деликатность делает вам честь, но это лишнее. Вследствие перелома челюстной кости я страдаю дефектом дикции, с которым смирился я и близкие мне люди. Остальные же будут смеяться. Сатирики станут меня передразнивать, и моя политическая карьера закончится, не успев начаться!

– Вы заблуждаетесь, ваше сиятельство. Этот недостаток существует только в вашем воображении.

– Не надо льстить неполноценному!

– Вы им не являетесь. Напротив, ваше мужество вызывает всеобщее восхищение! Человек вашей закалки обязан занимать высокий пост.

– Пускай я инвалид, но посмешищем не буду!

– Позвольте изложить вам план предвыборной кампании, который мы подготовили для…

– Это ни к чему, – прервал граф. – Я не желаю выдвигать свою кандидатуру ни на какую должность.

– Но это безумие! Не собираетесь же вы похоронить себя живьем?

– Моя судьба не принадлежит правительству Великобритании. Наш разговор окончен!

* * *

Быть человеком пустым и бесполезным, а потом стать еще никчемнее! Эту мысль из головы графа не могли изгнать ни игры детей, ни любовь жены, ни прилежание слуг. Его мучили невыносимые головные боли, которые утихали лишь под сенью ливанских кедров. Страдания мешали ему сосредоточиться и заставляли прерывать чтение или занятия фотографией.

Случалось, что за семейным обедом он вдруг замыкался в себя, не отвечая на вопросы близких.

Из-за одного трагического мгновения сиятельный граф Карнарвон стал конченым человеком. Чем больше о нем заботились, тем больше он себя презирал. Зависимость от близких, необходимость пользоваться тростью, физические мучения приводили его в бешенство. Если бы самоубийство не было вопиющим проявлением дурного тона и великим грехом, он бы, вероятно, к нему прибегнул.

Граф любил возиться с собаками. Прогуливаясь с ними по парку, он забывал о боли и не сожалел о прошлом. Жизнь не казалась ему такой унылой, а отчаяние понемногу отступало. Конечно, горизонт намного сузился, но где-то в глубине души граф знал, что обязательно откроется какая-нибудь дверь и перед ним предстанет новый путь. И он с нетерпением ждал этого момента!

23

Кабинет Картера в Курне не отличался размерами и обстановкой, зато предоставлял прекрасную возможность для работы, в частности, для того, чтобы составить план раскопок на несколько лет вперед и вписать в него милую сердцу Долину. Он не любил принимать посетителей, предпочитая чтение научных книг любым визитам. Поэтому стоявшие вдоль стен кабинета скамейки обычно пустовали.

Картер склонился над картой. С каким удовольствием он начал бы раскопки в Долине царей! Но он не располагал средствами, без которых начинать работы не представлялось ни малейшей возможности.

– Господин инспектор, к вам двое ваших соотечественников! – доложил один из помощников, житель соседней деревни.

– Кто такие?

– Они не назвали имен. Только сказали, что у них есть некоторые сведения, которые могли бы вас заинтересовать.

Любопытство заставило Картера принять посетителей. В кабинет вошли мужчины среднего возраста с грубыми обветренными лицами, очень похожие друг на друга.