Книга Нефертари. Царица египетская - Мишель Моран

— Я же не давала обета Хатор.

— Тогда держи данное Уосерит слово. Верховная жрица знает, что делает.

На следующее утро я, к своему удивлению, застала Уосерит в ее покоях. Они с Пасером о чем-то шептались, склонившись друг к другу, а увидев меня, замолчали.

— Царевна, — начала Уосерит. Непонятно, почему она не отправилась в святилище. — Царевна, я знаю, как сильно ты хотела…

— Нет, — твердо ответила я. — Я была не права.

Уосерит не знала, верить ли моим словам.

— Когда ты, Нефертари, пришла в этот храм, я думала, что смогу учить тебя изо дня в день. Но поскольку мой брат начал войну, мне придется чаще бывать во дворце. Иногда мы не будем видеться по несколько дней. Или даже целый месяц.

Я посмотрела на Пасера, и он кивнул.

— По утрам я буду здесь, как и жрицы.

— Тебя будут обучать. Надеюсь, всякий раз, поинтересовавшись твоими успехами, я услышу, что они удовлетворительны.

— Обязательно, — пообещала я, но Уосерит, похоже, мне не верила.

Глава пятая СЛАДКИЙ АРОМАТ ИНЖИРА

Фивы, 1283–1282 годы до н. э.

В храме Хатор потекли однообразные дни. В предрассветной темноте меня будила Мерит, и я, полусонная, надевала чистую тунику и жгла благовония перед наосом матери. Когда от приношений оставался только пепел, я отправлялась темными залами в комнату верховной жрицы. Как и предупреждала Уосерит, мы с ней виделись редко.

Советник фараона Пасер оказался совсем не похож на наставника Пасера. Он учил меня, как правильно здороваться с шумерами, как определить, доводилось ли хеттскому воину убивать в бою:

— Если воин бреет лицо, значит, он проявил героизм в истреблении врагов.

Пасер требовал, чтобы я запоминала обычаи чужеземных народов: шумеры хоронят покойников на тростниковых циновках, ассирийцы ценят перья превыше драгоценных камней. Иногда мы целое утро говорили о политике.

— Хетты — единственная сила в мире, которая способна восстать против Египта, — объяснял Пасер. — Держава хеттов для нас важнее всего.

Я узнала все, что только можно, о царе Муваталли и о его сыне — царевиче Урхи. Они оба носят разноцветные одежды и мечи, сделанные из железа. Я рисовала карты земель, покоренных царем Муваталли, включая Угарит и Сирию.

— И еще — Кадеш, — серьезно говорил Пасер. — Он когда-то тоже принадлежал Египту. Потом фараон-еретик позволил хеттам завладеть Кадешем, и теперь в распоряжении хеттов — богатые порты, куда везут товары Северным морем[39]. Понимаешь, что это означает?

— Нам приходится искать обходные дороги для перевозки слоновой кости, меди и дерева, а хетты получают от этого большую выгоду. Но скоро все изменится, потому что фараон Сети и Рамсес вернут Кадеш!

Пасер улыбнулся.

— Верно.

— А есть какие-нибудь известия?..

— Никаких.

Каждый вечер я ждала новостей.

На двадцать седьмой день месяца хойака войско фараона возвратилось из Кадеша. Впереди бежали глашатаи с вестью о победе и списками погибших. Мерит, разбудившая меня до рассвета, сообщила, что и Рамсес, и Аша живы. Из окна восточного святилища я увидела, как на пристани собираются жрицы. Сверкали на солнце украшенные драгоценными камнями пояса, распахнутые накидки открывали груди, разрисованные хной. Ко мне подошла Алоли.

— Ты пойдешь на празднество? — спросила я.

— Верховная жрица велела остаться с тобой.

— Почему? Боится, что я убегу?

Жрица лукаво улыбнулась.

— А ты не собираешься?

— Нет, — спокойно сказала я. — Не собираюсь.

Жрицы уже плыли по реке; бирюзовые паруса ладьи Хатор почти скрылись за сикоморами. Я повернулась к Алоли.

— Помнишь, как я впервые появилась в храме?

— Конечно. Глазищи зеленые и огромные — словно у перепуганной кошки. Я даже не поверила, что ты царевна.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что царевне Нефертари исполнилось четырнадцать, а тебе на вид было лет восемь или девять.

— Ты же сказала, что много обо мне слышала!

— Разумеется. — Алоли отошла от окна и уселась за арфу. — Я слышала, что вы с фараоном Рамсесом друзья. И когда заговорили о его скорой свадьбе, при дворе думали, что невеста — ты.

— Мне же было только тринадцать! К тому же я племянница Отступницы.

Алоли пожала плечами.

— Все думали, что Рамсес смотрит на это сквозь пальцы. Никто и представить не мог, что он посадит на трон девушку из гарема. Когда ты появилась в храме, все подумали, что ты сама не хочешь замуж.

— Нет, мне и не предлагали. Как только Рамсес стал соправителем, Хенуттауи отправилась к фараону Сети и говорила с ним про Исет. По мнению Уосерит, именно Хенуттауи протолкнула Исет на трон — в обмен на какие-то услуги. Но какие именно? — недоумевала я.

— Власть, — сразу ответила Алоли. — Золото. Имея власть и золото, Хенуттауи сможет построить самый большой в Фивах храм, больше, чем храм богини Хатор. Паломники туда пойдут хотя бы для того, чтобы полюбоваться его величием.

— Оставляя там деньги и приношения, — подхватила я. При мысли о Рамсесе у меня загорелись щеки. — Не представляю даже, что выйду замуж не за Рамсеса, а за кого-то другого.

— Тогда одной арфы недостаточно, — заметила Алоли. — Если ты намерена стать главной женой, нужно научиться угождать мужчине. — Она встала, и наручные серебряные браслеты, позвякивая, опустились ей на запястья. — У Хенуттауи в храме полно мужчин. Богатых она всегда привечает. Хеттов, ассирийцев… В храме я научилась не только служить Исиде. И ты должна знать все премудрости, которым Хенуттауи учит Исет.

— Какие? — смутилась я.

— Как ублажить мужчину… ниже пояса. Как доставить ему удовольствие. Где и как целовать.

Видно, взглядом я выдала свои мысли, потому что Алоли добавила:

— От тебя зависит, станет ли Хенуттауи править в Фивах.

То ли в страхе перед таким будущим, то ли из любви к Рамсесу я стала прилежнейшей ученицей. Я никогда не опаздывала, никогда не бросала недоделанной работы и скоро уже могла бы отправиться хоть в Ассирию — и не пропала бы там благодаря хорошему знанию аккадского. Пасер и сам не понимал, как я так быстро освоила незнакомый язык, но дело в том, что я постоянно упражнялась: во дворе, в банях, даже у наоса моей матери я молилась богине Мут на языке ассирийцев. Уроки игры на арфе тоже проходили куда живее; Алоли словно хотела вложить в мои пальцы свой талант. Я играла уже настолько хорошо, что, если бы царица попросила меня выступить во время празднества, я бы не растерялась. Исет всегда кичилась своими музыкальными способностями, но теперь мне стало ясно: музыка — не такое уж трудное дело, нужно только время и терпение.