Книга Девственники в хаки - Лесли Томас

– Дважды в день? – тут же уточнил Таскер.

– Ага, – кивнул Фенвик. – У них там есть такие специальные часы, которые показывают, сколько раз я крутанул это колесо. К тому же к комнате приставлена медсестра, настоящая старая ведьма, которая не выпускает меня оттуда, пока я не поверну штурвал положенное число раз. Это, ребята, здорово смахивает на камеру пыток, уж вы мне поверьте…

– И как эти упражнения повлияли на твои уши? – осведомился Бригг.

– Это не для ушей, – пояснил Фенвик. – Я стараюсь осуществлять свой план, но пока я здесь, мне не удается и близко подойти к плавательному бассейну, и проклятые перепонки с каждым днем чувствуют себя все лучше. У меня в плече ревматизм – вот зачем они заставляют меня вертеть колесо.

– Может быть, тебя комиссуют из-за ревматизма? – предположил Бригг.

Фенвик уставился на него во все глаза.

– Об этом я как-то не подумал, – прошептал он наконец, расплывшись в мечтательной улыбке. – Господи! Как же я сам не сообразил! Если притвориться, будто боли распространились по всему телу и я колена не могу согнуть, то, пожалуй, мне удастся добиться досрочного увольнения по болезни. А как ты думаешь?

– Как тут обстоит дело с сиделками? – поинтересовался Таскер.

– Ужасно, – ответил Фенвик.

– Так-таки и нету ни одной хорошенькой? – с мольбой переспросил Таскер. – Ни одной не слишком страшненькой?

– Ну, – милостиво признал Фенвик, – есть тут одна ночная сестра с очень приятным голосом, да и фигура у нее ничего. Когда она проходит мимо, я нарочно выставляю в проход руку, чтобы она на нее наткнулась. Тогда сестра начинает ворчать, что она, мол, думала, будто у меня ревматизм…

– А как она выглядит? – продолжал допытываться Таскер. – Какое у нее лицо?

– Ничего особенного, – пожал плечами Фенвик, уже слегка утомленный настойчивостью товарищей. – Вот голос у нее действительно приятный.

Через день после Бригга и Таскера в тот же госпиталь были приняты Лонтри, Лонгли с его выпуклой грудью и Синклер. Офицер медицинской службы в Пенглине беспробудно пил, спасаясь от жары, и одним махом отправил всех троих в сингапурский госпиталь для гигиенического обрезания.

Чтобы не терять времени даром, Синклер приволок с собой «Атлас железных дорог мира», в котором было ровным счетом пятьсот девяносто три страницы, а Лонгли выражал робкие надежды, что пока он будет лежать в госпитале по поводу сложной операции, медики сумеют что-нибудь сделать с его горбом, который почему-то вырос спереди, а не сзади.

В тот же день после обеда всех пенглинцев, включая примкнувшего к ним в последний момент Фенвика, прооперировали и отправили обратно в палату, туго перевязав их раны узким белым бинтом.

– Что-то сильно болит, – шепнул Таскер Бриггу, томившемуся на соседней койке.

– И у меня, – ответил тот. – Уж не знаю, стоило ли терпеть… Ну, ничего, зато теперь нам дадут отпуск.

– Сильно болит, – пожаловался Фенвик Лонтри, который лежал рядом с ним.

– И у меня. Интересно, зачем евреи делают это со своими младенцами? – отозвался Лонтри.

Потом в палату вошла сиделка Блессингтон – та самая, с приятным голосом и фигурой. Таскер посмотрел на нее прикрыв лицо краешком одеяла. Так же поступил и Бригг. И Лонтри тоже.

Блессингтон была одета в девственно чистый белый халат. Ее лицо, как и предупреждал Фенвик, не отличалось красотой, зато длинные ноги имели вид прохладный и соблазнительный.

– Добрый вечер, – поздоровалась Блессингтон с Таскером, опершись руками на спинку его кровати. – Как мы себя чувствуем?

Таскер, пожиравший сиделку глазами, с энтузиазмом тряхнул головой, и она продолжила негромко беседовать с ним, одновременно поглаживая торчащие из-под одеяла пальцы ног счастливца.

– О-о-о-ох! – неожиданно ахнул Таскер. – Не надо! Прошу вас, сестра, не надо! Больно…

– Что случилось? – улыбнулась Блессингтон. – Отчего мы так разволновались? Я же просто трогаю тебя за пальцы, вот так…

– О-о-ооо-оо-о! – простонал Таскер. -Это не пальцы, это… моя операция. О-оо-о! У-УУ-У!

Блессингтон не торопясь переходила от одного раненого к другому.

– О-о-ооо-оо-о! – сказал Бригг. – О-о-оох!! И Фенвик сказал:

– О-о-ооо-оо-о!

И Лонтри тоже сказал:

– О-о-ооо-оо-о!

И только Лонгли, у которого была уродливая грудная клетка, и который совсем не интересовался женщинами, просто сказал:

– Ох!

Солдат, работавший в кухне, обманул Сэнди Джекобса. Никакого отпуска по болезни новообрезанным не полагалось. На третий день после операции они уже вернулись в Пенглин, правда – все еще с бинтами на тех местах, к которым прикоснулся скальпелем армейский хирург.

В первую же ночь после их возвращения собаки возле казармы учинили дьявольский концерт, и Бригг снова начал думать о том, что стало с ногами Фреда Органа. На следующий день он смастерил из спинки стула и двух велосипедных камер мощную катапульту и установил ее на балконе. Смертоносная машина могла метать четвертинку кирпича на расстояние около ста ярдов, сообщая снаряду достаточную скорость, чтобы прикончить любую собаку, которая осмелится выть на луну. Когда в наступившей темноте снова залаяли и заскулили неугомонные псы, Бригг вышел на балкон в обществе нескольких товарищей, которым не терпелось увидеть первый выстрел. Увесистый камень со свистом унесся во мрак – и угодил в левую коленную чашечку сержанта Любезноу, который на беду возвращался из столовой через плац.

Завопив от боли, удивления и негодования, сержант изменил направление движения и неровной скачущей походкой заковылял к казарме, на балконе которой он заметил несколько темных фигур.

– Я вас достану! – разносилось над плацем. – Головы поотворачиваю! Сгною на гауптвахте!! Вы у меня попляшете, попляшете!!!

Легкий паралич, в который поверг Бригга и К° первый вопль, сменился суетливой подростковой нервозностью, и все участники испытаний торопливо попрятались под одеялами, напряженно прислушиваясь к тому, как сержант, волоча раненую ногу и не переставая чертыхаться, вприскочку взбирается по гулкой бетонной лестнице.

У двери Любезноу споткнулся и упал, ударившись о косяк, но тут же поднялся и включил свет.

– Паа-адъем! – заорал он. – Па-адъем! Всем встать около коек!

Они застонали и заворочались под простынями и одеялами, изображая крепко спящих людей.

– В чем дело? Что случилось? – волновался нервный капрал Брук, худой и бледный, словно жук-проволочник, пытаясь выпутаться из простыней.

Любезноу был в шортах, и на колене его красовался изрядный желвак, в центре которого алела небольшая открытая рана. Приволакивая увечную конечность и держась за колено руками, он ковылял по проходу между койками как какой-нибудь средневековый нищий-калека и наконец остановился возле москитной сети над кроватью Лонтри. Схватив сеть обеими руками, сержант дергал и тянул ее до тех пор, пока веревка не оборвалась, и сетка не обрушилась на притворявшегося спящим рядового.