Книга Тень воина - Александр Прозоров

Когда стало смеркаться, Олег поручил Одинцу разогнать до нужного размера последнее кольцо, сунул за веревку порток топор — сабля и кистень остались в избе — и пошел к воротам.

— Куда ты на ночь глядя, кузнец? — окликнул его селянин, скучавший на тереме. — Гляди, стемнеет — назад не пущу. Будешь до свету гулять.

— Пустишь, куда ты денешься, — отмахнулся Олег. — Ручей у вас тут течет, сказывали. Это где?

— Да вон, слева, — ткнул пальцем мужик. — Ну, где бабы белье завсегда полощут. Токмо ты туда не ходи. У нас там это… Место недоброе. Бабам всё равно, а нашему племени опасно.

— Ну, стало быть, там и веселее будет, — повернул ведун в указанную сторону.

Журчащий по камням ручеек шириной в полтора шага опасным не казался, не считая поворота перед самым впадением в болото. Тут вода, похоже, наткнулась на рыхлое место и вымыла омут шириной метра три, а какой глубины — и вовсе неведомо. Оглянувшись, Олег разделся догола, разбежался в несколько шагов и прыгнул в самую середину, поджав ноги. А то ведь головой в незнакомом месте нырять — недолго и шею свернуть.

Вода обожгла нестерпимым холодом. Ведун вынырнул, пошевелил ногами внизу. Нет, не достать. Видать, глубина изрядная, водяного спрятать можно. Потом неторопливыми гребками поплыл к берегу, моля великую Сречу о том, чтобы голени не свело судорогой. К счастью, обошлось — плыть-то было всего ничего. Зато шуму среди болотного спокойствия он наделал изрядно. Наверняка немало любопытных заявится узнать, кто тут воду баламутит, кому купаться в такой холод приспичило?

Выбравшись на траву, Середин побежал на месте, высоко вскидывая ноги и со всех сил крутя руками: одеваться на мокрое тело было глупо. Потом во всём влажном точно не согреться будет. Зато, если кровь хорошенько по жилам разогнать, то и высохнешь минут за десять, и оденешься уже тепленьким

Крест под мокрой повязкой заметно нагрелся, и Олег улыбнулся себе под нос: разумеется, ну, какая же водяная нежить устоит перед таким соблазном! Тут тебе и сумерки, и жертва одна, и время холодное, когда мало кто на берегу засиживается.

— Это что за красный удалец, молодой удалец? — Голос прозвучал звонко и весело, никак не напоминая жалобно хныкающих болотниц или вкрадчивых русалок.

— Да вот, запылился на работе, ополоснуться в чистой водице решил, — так же бодро отозвался Середин. — Ужели мешаю? Тоже искупаться желаешь, красавица?

Крест уже не грел, а обжигал руку, и ведун резко оглянулся.

Девушка была одета. Одета в легкий сарафан, непрозрачный, свободно струящийся вдоль тела, под тканью явственно проступали высокая грудь и широкие бедра. Русые волосы собраны в косы, одна из которых лежала поверх лба, заменяя повойник, а остальные — собраны на затылке. Чуть продолговатое лицо, губки бантиком, забавный курносый носик, тонкие, но густые брови, круто изогнутые над глазами — именно такие, что принято называть соболиными. А глаза темные — настолько темные, что и цвета не определить, — зовущие, манящие.

Она подняла руку, показавшуюся в сумраке белоснежной, поманила молодого человека тонкими пальчиками. Олег потянулся было навстречу, но, сообразив, что вот-вот не устоит, вскинул ладонь и спешно начертал знак воды с указанием на переход по ту сторону.

— Фу, обманщик, — недовольно сморщила губы мавка и как-то сразу поблекла. Сарафан оказался весьма потертым и вдобавок мокрым насквозь. Руки — пусть и с тонкими пальцами, но не белыми, а серыми, одного цвета с волосами, пущенными косичкой надо лбом. — Как давно я к горячему телу не касалась…

— Ничего, потерпишь, — кивнул Олег.

— Смотри, — опустила взгляд на уровень живота Томила, — а он меня хочет.

Но стоило нежити сделать еще шаг, как ведун тут же начертил на траве защитную линию и, смахнув дыхание с губ, тряхнул им по обе стороны черты.

— Чего тебе стоит? — опять остановилась мавка. — Дай горячих губ коснуться. Холодно мне в воде. Хоть чуток согреться. Души пить не стану. Ты ведь водяному свояк, нельзя.

— Ты же сама такую жизнь выбрала. — Олег на всякий случай начал одеваться. — Чего теперь жалишься?

— Ай, и хорошо выбрала, — неожиданно улыбнулась нежить и покачала головой. — Ко мне ныне каждый мужик тянется. Кто увидит — никак мимо не пройдет. А раньше я, знаешь, какая была?

Томила выпучила глаза, как морской окунь, растянула в стороны рот и выставила длинный горбатый нос. Картинка и вправду показалась… Не девушка месяца, в общем.

— Так бы и осталась где в приживалках, нецелованная. А ныне меня уж всякий, кто встретит, обнимать тянется…

Она повернулась, прошла к воде, поелозила среди осоки босой ногой. Середин увидел черную, словно в пролежнях, спину. Кое-где сквозь гнилую плоть проступали кости. Да, этой стороной она, наверное, не поворачивалась ни к кому. Мавка…

— Неужели в баньке горячей попариться не хочется? Булочки, молочка покушать?

— Да уж, давненько не пробовала, — согласилась нежить и, развернувшись к нему, начала подниматься.

Олег заметил, что теперь она заходит по другую сторону от защитной линии, и сделал два шага вбок, восстанавливая статус-кво. Томила ощерилась, клацнула зубами:

— Ужели жалко тепла чуток отдать? Холодно мне, холодно. Ты водяным свояк, тебе бояться нечего…

— Молока горячего могу принести. — Девушка засмеялась — открыто, по-доброму:

— Не юли, свояк. Понимаю, не за так подачками ублажить пытаешься. Сказывай, чего надобно?

— Недавно степняки на деревню налетали. Ну-ка, признавай, заманила к себе кого из чужаков?

— А-а-а! — раскинув руки, наклонилась вперед мавка и расхохоталась. Но теперь — зловеще, злорадно. Потом резко выпрямилась и скромно потупила глазки: — Ах, ты меня смущаешь. Разве можно задавать такие вопросы девушке? Или можно? — Она засмеялась утробно, с каким-то прикаркиваиием. — Никого не манила. Совсем. Никого. Сами пришли! Как увидели на берегу, так со всех ног побежали. Двое. И схватили! И опрокинули! И одежку сорвали! Горячие… Какие они были горячие. Какие ненасытные. Как меня любили! Как меня любили! И не отпускали совсем. И не отрывались совсем… И катали меня, и делили, и с боку на бок переворачивали. Я прямо живая совсем стала — такие души в них бились. Прямо девкой себя почуяла. Ах…

Она притворно вздохнула.

— Жалко, заснули они потом, свояк. Так и спят, и спят. Еле ползают.

— Двоих, стало быть, сцапала? — не мог скрыть удовлетворения Середин.

— Я девушка скромная, мне много не надо, — опять потупила глазки нежить, покачала ногой, отирая с травы раннюю росу, и, медленно переступая, двинулась по лугу по широкой дуге. Причем дуга эта, как и следовало ожидать, заканчивалась по другую сторону черты.

— Отдай степняков, — отступил за черту Олег. — Отдай мне этих утопленников, а я тебе взамен хлеба принесу и молока.

— Не-ет, свояк, так задешево я их тебе не дам, — зацокала языком мавка. — Вижу, за ними ты пришел. Нужны. Нет, не дам тебе утопленников за краюху. Ты меня согрей, свояк. Тогда отдам.