Книга Отечество без отцов - Арно Зурмински

До 100 граммов без дополнительной оплаты и без налога.

От 100 до 250 граммов с доплатой одной марки, но без налога.

От 250 до 1000 граммов с доплатой одной марки и 20 пфеннигов в виде налога.

От 1000 до 2000 граммов с доплатой двух марок и 40 пфеннигов в виде налога.

Мой архивный человек Вегенер прояснил мне, как работала почта во время войны. 40 миллиардов писем и посылок были отправлены во Вторую мировую войну по полевой почте, из них десять миллиардов с фронта на родину и тридцать миллиардов в обратном направлении, в том числе десять миллиардов в виде посылок. Сколько чувств и тоски были вложены в эти послания, сколько слез, оставленных на бумаге, высохло в дороге? Почтальон доставлял на передовую леденцы, сахар и пирожные, завернутые в собственноручно связанные перчатки. А может быть, и нет? Вегенер не удосужился сказать, сколько писем и посылок не нашли своих адресатов из-за того, что почтовые вагоны попали под бомбежку или почтальон был зверски убит партизанами. Никто пока еще не описал эту гонку почты со смертью. Вот радостное письмо вручается почтальону, где написано: «У меня все в порядке, надеюсь, что и у вас то же самое». А когда это письмо доходит до дома, то самому отправителю уже не до улыбок. Но бывает и так, что извещение о смерти опережает радостное письмо, и тогда трагедия становится двойной. Что делала почтовая служба с теми отправлениями, которые уже не было смысла доставлять адресатам? Наверное, у нее просто не было штампа, свидетельствовавшего о том, что адресат неизвестен. В царстве мертвых порядок почтовых отправлений не отрегулирован.

По моей оценке, из сорока миллиардов почтовых отправлений сто пятьдесят писем принадлежат моему отцу. Вальтер Пуш, который писал каждую свободную минуту, отослал и получил значительно большее количество писем. А вот Гейнц Годевинд полностью отказался от контактов с почтовыми службами.

Ральф пишет не с фронта, а из летней Приштины. Он сожалеет, что дислоцируется не в Адриатике, потому что обожает купаться. Летом он должен вернуться в Германию, когда закончатся шесть месяцев его службы по контракту. Я расскажу ему о его деде. Мне важно будет узнать его мнение о нем, после того, как он сам побывал солдатом на чужбине.

Август 41-го, в безотрадной России

Дорогая Ильза!

Уже несколько дней мы находимся в небольшой деревушке, которую покинули все жители. А сейчас они начинают возвращаться из леса один за другим. Какой у них несчастный вид. Глядя на них, ты могла бы назвать их изгоями, но за всем этим скрывается убогость и ужасающая нищета. Ты себе не представляешь, в каких условиях они здесь живут. Действительно, в свое время по ним прошлась железная метла.

Вчера мы пытались разговаривать с этими людьми, показывая при этом рукой, как перерезают горло, и называя имя Сталина. Глядя на это, женщины крестились, но некоторые даже улыбались.

Только что по радио сообщили о победе под Смоленском. Были приведены сказочные цифры. Почти миллион пленных и огромное количество уничтоженных и захваченных танков, самолетов и орудий. Если дело пойдет так и дальше, то скоро всему этому наступит конец. Такого рода мысли преследуют нас все больше, так как эта война приносит страдания и нам самим. Я восхищаюсь солдатами прошлой Мировой войны, которые несли все эти бедствия на своих плечах целых четыре года.

Вчера мы проходили пешим маршем мимо огромного скопления пленных. Людские массы до самого горизонта. Наш лейтенант говорит, что их отправляют в Германию восстанавливать разрушенные города. То есть рука руку моет: англичане разрушают города, а русские их восстанавливают.

Надеюсь, что здесь вскоре со всем этим будет покончено, и мы сможем сконцентрировать свои усилия на войне против англичан. Я буду рад, когда Англия исчезнет с лица земли вместе со своим коварством. Из-за подлых ночных бомбежек наших городов солдаты все больше озлобляются. Все готовы начать новый поход, теперь уже против Англии.

Русские дерутся отчаянно смело. Сегодня они устроили довольно сильный артиллерийский обстрел, но погибших среди нас нет. Лишь одна лошадь получила осколочное ранение. Мой сослуживец Розен вынул осколок и наложил лошади повязку. Может быть, ты пришлешь мне пару пачек сигарет? Эти долгие марши невозможно переносить без курева. Кроме того, таким способом можно отгонять комаров.

Среди солдат ходит слух, что женщины в рейхе изменяют нам. Они добропорядочны во всем, кроме того, что ниже пояса. Поделись со мной, пожалуйста, своим мнением на этот счет.

Вчера мимо нас провели несколько десятков пленных русских женщин в солдатской форме. Если бы их отмыть одеколоном № 4711, то они выглядели бы не так уж и отвратно. Но может статься, что у наших солдат уже притупилось зрение. Один наш парень из Гельзенкирхена тотчас же изъявил готовность охранять этих женщин-солдаток и допрашивать их одну за другой. Другой солдат сказал, что этих бестий нужно раздеть, бросить на корм войскам, а затем расстрелять. Из этого ты можешь сделать вывод, что и мы, солдаты, дичаем понемногу в отношении прекрасного пола. Но я все-таки лучше дождусь встречи с тобой у нас дома.

И еще одна сверхважная новость: у немецких солдат завелись вши! Позавчера я уничтожил на своей голове три вражеских «танка». В нательном белье «партизаны» также устроили свои гнезда. Мы ожидаем скорейшей доставки средств по уничтожению вшей. Но ты не бойся, когда я приеду в отпуск и заберусь к тебе в постель, то вшей у меня не будет.

Мне тоже довелось принять участие в победе под Смоленском. Было превосходно видно, как наши пушки нанесли удар по врагу и обратили в бегство конницу казаков. Вечером после сражения наш император на коне обозревал это место после того, как мы уже отнесли в сторону мертвых и раненых, чтобы они ему не мешали. Как нам затем сообщили офицеры, он объявил, что дорога на Москву открыта и что следует рассчитывать на вступление Великой Армии в царскую столицу до начала зимы.

Дневник вестфальца, 1812 год

Коричневое поле, ни единого зеленого пятнышка до самого горизонта, всюду лишь эта песочного цвета масса, которая шевелилась в разные стороны. Издали все это выглядело, как свалившаяся с неба саранча, посланная, чтобы дочиста обглодать землю.

— Так много людей в одной куче я никогда еще не видел, — заявил Роберт Розен.

У Вальтера Пуша было чувство, что все это напоминает столпотворение людей в праздник тела Христова, а Гейнцу Годевинду пришло на ум сравнение с рыбным рынком в Гамбурге, где по воскресеньям собираются тысячи людей.

Пленные сидели прямо на земле, жевали травинки, уставившись, кто в землю, а кто в небо. Казалось, что они разучились говорить и петь, нигде не играла губная гармошка. Свои шинели-скатки они использовали в качестве подушек, положив их под голову, одеялом им служило безоблачное небо. У них были застывшие круглые, как луна, лица с выступавшими скулами, узкий азиатский разрез глаз, усы, как у отца народов — Сталина. Но были и юные розовощекие лица, которые уже и не помнили, когда они улыбались в последний раз. Поскольку по дороге двигались немецкие войска, то им пришлось сойти в поле. Там они расположились и ждали, когда им дадут команду на дальнейшее движение. Никто из них не смотрел на дорогу, никто не поднимал руку в приветствии. Погруженные в свои мысли, сидели они на земле, которая была еще достаточно теплой и сухой. В сотне метров от них стояли вооруженные часовые, подобно пастухам, охраняющим свое огромное стадо. Не хватало лишь собак.