Книга Штурмовая бригада СС. Тройной разгром - Леон Дегрелль

После выхода из котла всем стало понятно, что коридор, пробитый в нашем направлении, долго не продержится. Мы должны были освободить вмерзшие в землю танки побыстрее, если не желаем оставить их русским. Танкисты топорами рубили снег и землю, которая стала твердой, как чугун. Они разводили огромные костры вокруг неподвижных танков, поливая землю бензином, пытаясь любой ценой растопить грязь и освободить заклиненные гусеницы. Но их усилия казались напрасными.

Мы сами чувствовали себя хорошо защищенными «тиграми» и «пантерами», самыми мощными немецкими танками, имевшими броню неслыханной толщины. Они постоянно отгоняли противника, который наседал с флангов и гнался за нами по пятам.

Путь к спасению снова мог исчезнуть. Нам следовало поторопиться.

40 тысяч человек все-таки должны были остановиться на ночь. Мы шли уже слишком долго. Началась буря. Снежные струи жалили нас миллионами мелких ядовитых кристаллов. Но мы все равно ползли вперед, не зная, устоим ли на ногах.

На второй день нам еще предстояло пройти 20 километров. Буря прекратилась. Хотя снег был глубоким, солнце окрасило его розовым и серебряным. Коридор расширялся. Артиллерия замолчала. Мы могли видеть великолепные ветряные мельницы, си- ниє, сиреневые и бледно-зеленые, которые вздымали широкие черные крылья над белыми полями.

Мы добрались до большой деревни. Здесь коридор закончился. И во всем уже был виден немецкий порядок. Десятки огромных парней из тыловых подразделений, с толстыми щеками, похожими на бифштексы, держали огромные плакаты, на которых были написаны номера частей и соединений. Кадровые служаки выкрикивали приказы. Если вы слышали лай штабс-фельдфебеля, это означало, что приключения закончились.

* * *

Так или иначе, но мне удалось собрать моих валлонов, которые, как менее дисциплинированные, чем их прусские товарищи, наслаждались вновь обретенной свободой чуть дольше.

Но вдруг неожиданно ко мне подошел командир корпуса. Оборванный и перемазанный грязью, я вытянулся по стойке «смирно».

«Идемте. Фюрер звонил уже три раза. Он ждет вас. Мы ищем вас уже два дня», — сказал он.

Он увел меня прочь.

На рассвете следующего дня в небе появился физелер «Шторх» — крошечный разведывательный самолет, игрушка, которая могла сесть на любом клочке земли.

Самолет заскользил на лыжах. Мои товарищи затолкнули меня в кабину прямо как есть, в грязных валяных сапогах и полушубке.

У Гитлера

Маленький физелер «Шторх», который поднял меня над степью, летел в тыл. Разрозненные колонны отступающей армии были словно нарисованы черным на белом фоне. Колонны грузовиков и роты солдат, крошечные как мошки, ползли назад против течения.

Деревни были запружены войсками. Это было великолепное зрелище. Снег сверкал бесконечным полотном, на котором виднелись коричневые кляксы садов, желтые штрихи соломенных крыш, длинные изгороди из черных досок, круглые пятнышки колодцев, и на вершинах холмов огромные мельницы крутились в серебристо-синем небе.

В Умани меня посадили в один из специальных самолетов фюрера вместе с командиром корпуса генералом Либе и генералом Гилле, доблестным командиром дивизии «Викинг».

Трехмоторная машина летела над степью полчаса, а потом круто пошла вверх, скрывшись в облаках. Украина осталась где-то далеко внизу. Все закончилось. Никогда больше я не увижу белых и золотых степей, деревень, зимой засыпанных снегом, а летом звенящих песнями миллионов комаров, ни выбеленных изб с зелеными и коричневыми ставнями, украшенными голубками, ни роскошных пурпурных закатов, ни высоких девушек с румяными щеками, ни бескрайних полей позолоченных подсолнухов.

Мы летели над припятскими болотами в блеклом небе, усеянном рваными облаками.

Небо немного посветлело. Сквозь разрывы в тучах мы иногда могли видеть еловые леса, тополевые рощи, деревни с красными крышами. Под крылом была уже Европа.

Наконец мы увидели голубые озера, украшенные белыми островками. Это была Литва, мы находились чуть севернее ставки Гитлера.

* * *

Сначала меня ждал Гиммлер. В автомобиле, который вез меня из аэропорта, я мог чувствовать сотни вшей, странствующих по моему телу. Мой мундир был просто непристойным.

В ставке сидели чистенькие офицеры в отутюженных мундирах, поэтому появление дикаря с фронта вроде меня было немыслимо, если только его не отмыть. Поэтому я отправился в баню, плескался целый час, как старый обветренный кусок мяса.

Гиммлер подарил мне прекрасную зеленую рубашку. Это спасло меня от необходимости надевать старые тряпки, которые я швырнул в угол ванной комнаты. Там они и валялись, окруженные племенем смелых украинских вшей, изрядно удивленных столь внезапной и столь резкой сменой обстановки. Мне даже померещилось, что они обсуждают свое путешествие к рейхсфюреру СС.

Младший офицер пришил воротник моей куртки, оторванный в одной из рукопашных схваток в котле. Я сохранил свою старую полевую форму, которую они мыли, скребли и гладили. Нацепив старые валяные сапоги, вечером я сидел рядом с Гиммлером в большом зеленом автомобиле, который он вел сам.

Мы ехали в ставку Гитлера, до которой было 40 километров.

Гитлеровская ставка в восточном уголке Пруссии была одной большой стройплощадкой в начале 1944 года. Мы прибыли в полночь. Прожектора освещали сотни людей, которые работали. Они строили фантастические бетонные убежища. Настоящий подземный Вавилон воздвигался в тени еловых деревьев.

Сам фюрер жил в скромном деревянном бараке. Мы вошли в квадратный вестибюль. Справа находилась раздевалка. Слева в конце комнаты виднелась широкая дверь, ведущая в кабинет Гитлера. Мы немного подождали. Гиммлер с удовольствием выложил мне весь свой небогатый запас французских слов.

Двойные двери открылись. Я не имел времени посмотреть или подумать. Фюрер подошел ко мне, сжал мою правую руку обеими руками и с чувством пожал ее. Вспышки магния залили комнату: все это снимали кинокамеры.

Лично я не увидел ничего, кроме глаз Гитлера. Я чувствовал только, что две его руки сжимают мою. Я услышал его голос, немного грубый, приветствовавший нас. Он повторял: «Я очень беспокоился о вас…»

Мы сидели в деревянных креслах перед огромным камином. Я смотрел на фюрера с изумлением. В его глазах плясал все тот же самый колдовской огонь. Испытания четырех лет войны придали ему некое величие. Его волосы поседели. Его спина согнулась от внимательного изучения карт и от того, что на его плечах лежала тяжесть целого мира.

Довоенный фюрер исчез, появился яростный фюрер с темными волосами, поджарым телом, спиной, прямой, как альпийская сосна. В руке он держал очки в черепаховой оправе.

Все в нем излучало ум и озабоченность.

Но временами его энергия мелькала, подобно молнии. Он сказал мне о том, что желает, несмотря на испытания, преодолеть все, а затем попросил меня детально рассказать о нашей трагедии.