Книга Пластиглаз - Вадим Чекунов

Замяли всё-таки.

Инфаркт, в общем, согласно заключению, у задержанного случился. А перед этим он с сокамерниками что-то не поделил - битый сильно оказался. Те вину свою признали.

А дома - дочка.

«Папа, а почему я не вижу?»

Маму с бабушкой не спрашивала больше.

С Лариской... Соседями жить стали. Ради дочки лишь. Ради дочки.

Ей в школу в этом году. Специальную.

* * *

Сизый дымок сигаретный плыл к каштановым листьям. Тихий, ясный день конца лета.

Серов отряхнул рубашку и брюки от упавшего на них пепла. Затоптал в гравий окурок. Ни одной урны, вот и приходится свинячить.

Настя доела свой стаканчик. Прислушалась.

Прошла компания ребят, с пивом в руках. Толкаясь, смеясь - спугнули стариковских голубей. Мягко хлопнули крылья, подняв легкое облачко пыли.

– На платок тебе.

Психолог объяснял - максимум побуждения к самостоятельности. Обучение ориентации. Ещё чего-то там...

Уверенно взяла, тщательно вытерла пальцы. Пальцы - теперь её «глаза».

Вернула платок и тронула прохладной ладошкой щёку Серова:

– Мы на качели пойдём? Тут скучно. Пошли, пап?

Взяла с колен Марину. Спрыгнула со скамейки и словно вызолотилась вся в солнечных лучах. Подтянула ремешок на сандалиях.

– Пошли. Солнце на улице, да?

– Да.

Свидетель

Несколько минут председатель сидел молча. Медленно поднеся к лицу правую руку, большим и указательным пальцами он помассировал переносицу. Вздохнув, нашарил на покрытом зелёным сукном столе очки в простой металлической оправе и словно в раздумье, развёл и сложил несколько раз тонкие дужки.

– Пахоменко, кто у нас там ещё? - голос председателя прозвучал хрипло и надтреснуто. - Последний на сегодня, вроде? И курить дай, а то мои кончились, - кашлянув в кулак, добавил он более твёрдо.

Сидевший слева худощавый мужчина лет сорока подвинул пачку «Казбека» ближе к председателю и, близоруко склоняясь над бумагой, пробубнил:

– Да вроде, как и последний, да только вот: Может, на завтра перенесём, Виктор Михалыч? На свежую голову, как говорится:

Председатель постучал мундштуком папиросы о сукно стола, вытряхивая табачные крошки. Оттянул обшлаг рукава и взглянул на часы.

– Чего мудришь? Больше получаса ещё: Баба, что ли, ждёт где? - дунув в мундштук, председатель привычным движением пальцев смял его в «гармошку» и сунул в рот, зажав обнажёнными в усмешке зубами.

Плотный и лобастый штатский, сидевший по правую руку, задребезжал угодливым смешком. Под взглядом Пахоменко он осёкся и, схватив зажигалку, принялся щёлкать ею перед лицом председателя.

Тот поморщился:

– Ты, Валентин Петрович, ещё огниво с собой таскай: Где ты дрянь только такую берёшь?

– Да работала ведь утром ещё, нормально всё было: - виновато округлил глаза штатский. - Ну, не совсем настоящий, китайской сборки, конечно, но всё же «Зиппо». Сами знаете, на адвокатское жалование сейчас не очень-то разбежишься.

Председатель отмахнулся от штатского. Повернулся к Пахоменко.

Тот уже держал наготове маленький, сплюснутый с одного конца тусклый латунный столбик. Дважды крутанув прилаженный к столбику кругляшок, Пахоменко высек искру и кончик самоделки вспыхнул слегка чадящим пламенем.

Председатель прикурил и откинулся на спинку стула.

– Вот это, Валентин Петрович, настоящая вещь. На коленке, в окопе, под обстрелом сделанная. «С гыльзы сробленная», как старшина наш говорил, на Втором Украинском, вечная ему память.

Председатель нахмурился и задумчиво посмотрел на огонёк папиросы.

Пахоменко погасил фитилёк и спрятал зажигалку в нагрудный карман. Пользуясь коротким перерывом, расстегнул крючок форменного воротника и потёр ладонью свой серый, с высокими залысинами лоб. Бросив презрительный взгляд на адвоката, Пахоменко обратился к председателю с субординационной фамильярностью служивого человека:

– Я, Виктор Михалыч, после трёх сквозных курить много не могу. Пробовал, но лёгкие - что решето стали: Не могу, как раньше, засмолить от души. Так, пачку в день теперь, не больше. А зажигалочку эту ещё с Дальне-Восточного фронта берегу, как память. Вот там-то я разного дымку понюхал!..

Председатель глубоко затянулся и, задрав подбородок, выпустил большую струю дыма. Клубясь и расслаиваясь, дым поднялся к давно небеленому потолку.

Президент с висевшего над головами членов комиссии портрета, казалось, осуждающе поморщился.

«Как же, жди: Этот ничему не поморщится!» - усмехнулся про себя председатель.

– Тяжело там было: - словно не обращаясь ни к кому, произнёс он.

– А где легко было, Виктор Михалыч? - хмыкнул Пахоменко. - У нас хоть ясно всё - рожа жёлтая, косоглазая - значит, бей его, гада, пока сам цел: А у вас, на Украинском-то, на Втором особенно - где свои, а где хохлы, поди разбери. Оружие, техника, форма - ну всё ведь одинаковое. Диверсантов - тьма! А ведь помните, как попёрли они - так под Орлом только остановили их:

– Умеет хохол воевать. Умеет, с-сука! - председатель загасил окурок в пепельнице, сооружённой из банки «Нескафе».

– А вот анекдот вспомнил, - подал голос Валентин Петрович. - «Да здравствует компания «Нескафе», крупнейший производитель банок для окурков!» К теме просто, - указывая глазами на пепельницу, поёрзал на стуле адвокат, тушуясь под взглядами ветеранов.

– Пахоменко, как там у Ильича про таких? «Говно нации», так, вроде? - надев очки, председатель демонстративно переставил пепельницу на адвокатские бумаги.

– Точно не помню, Виктор Михалыч. То ли просто говно, то ли ещё и жидкое, - с готовностью отозвался Пахоменко. - А вот что точно по теме, так это то, что били китаёзы по нам из нашего же оружия... Которого мы же сами им напродавали, до, я извиняюсь, известной матери: И что характерно - наше всё работало безотказно, «калаш» там, или «Град»: А вот что они по лицензиям, или так просто, за просто хер у нас скитаёзили - всё у них в первом же бою отказывало!.. Как и зажигалочки у некоторых!.. - тонкие губы Пахоменко злорадно растянулись.

– Ладно, будет, - председатель хлопнул обеими руками по столу. - Что там у нас?

Пахоменко застегнул крючок воротника и зашелестел бумагами.

Адвокат осторожно снял со своей папки банку с окурками и поставил её на край стола. К бумагам Валентин Петрович прикасаться не стал. Вместо документов он потянулся к пузатенькому графину с гранёным стаканом наверху вместо утерянной крышки. Плеснул себе полстакана и, прикрыв глаза, неторопливо выпил. Поперхнулся и замахал перед ртом рукой, втягивая воздух.