Книга Жизнь способ употребления - Жорж Перек

Фердинан, по профессии инженер-проектировщик дорог и мостов, добился того, чтобы его назначили инспектором работ. 8 мая 1923 года он прибыл в Гаруа, затем отправился вверх по течению верхнего притока Бубанджиды к высокогорным плато Адамауа с пятьюстами местными рабочими, одиннадцатью с половиной тоннами оборудования и двадцатью семью служащими европейского происхождения.

Работы по закладке и проходке туннелей были сложны и тормозились ежедневными дождями, вызывавшими на реке периодические и непредсказуемые паводки, средняя сила которых каждый раз оказывалась достаточной для того, чтобы река сметала все, что до этого было расчищено и укреплено.

Через два года Фердинан Грасьоле подхватил лихорадку и был отправлен домой во Францию. Он ничуть не сомневался в том, что разработка олова Верхней Бубанджиды никогда не сможет быть рентабельной. Зато районы, через которые ему довелось проезжать, изобиловали зверьем всевозможных видов и разновидностей, и это навело его на мысль о торговле кожей. Едва оправившись от болезни, он продал свои акции и основал фирму импорта экзотического сырья — кожи, меха, рогов и панцирей, — которая весьма скоро стала специализироваться на меблировке: в то время действительно была мода на прикроватные коврики из меха и ротанговую мебель в чехлах из шкур скунсов, антилоп, жирафов, леопардов и зебу; какой-нибудь комодик из болотной сосны, отделанный буйволовой кожей, легко продавался за 1 200 франков, а зеркало псише от Тортози в раме из панциря трионикса покупалось на аукционе в Отеле Друо за 38 295 франков!

Предприятие открылось в 1926 году. А с 1927 года началось обвальное падение мировых цен на кожу и меха, которое продолжалось шесть лет. Фердинан отказывался верить в наступивший кризис и упрямо продолжал накапливать свои запасы. К концу тысяча девятьсот двадцать восьмого года весь его капитал был заморожен, а товар практически негоден для реализации, и он не мог заплатить ни транспортным, ни охранным компаниям. Чтобы снять с брата обвинение в мошенническом банкротстве, Эмиль помог ему деньгами, продав ради этого две квартиры в своем доме, в одну из которых, кстати, въехал Бартлбут. Но это мало что изменило.

В апреле 1931 года, когда уже стало очевидно, что Фердинан — владелец целых залежей из сорока тысяч шкур, стоивших в три-четыре раза дороже того, что он мог за них выручить, — не способен ни обеспечить их сохранность, ни выполнить остальные связанные с ними обязательства, склад в Ла-Рошели, где хранился товар, сгорел дотла.

Страховые компании отказались платить и публично обвинили Фердинана в том, что преступный поджог совершил он сам. Фердинан, бросив жену, сына (который незадолго до этого блестяще сдал экзамены на должность профессора философии) и еще дымящиеся руины своего предприятия, пустился в бега. Через год его родные узнали, что он нашел смерть в Аргентине.

Но страховые компании продолжали неистово осаждать его вдову. Чтобы прийти ей на помощь, ее деверья Эмиль и Жерар пошли на определенные жертвы: Эмиль продал семнадцать из тридцати принадлежащих ему квартир, Жерар ликвидировал почти половину своих земель.

Эмиль и Жерар умерли в тысяча девятьсот тридцать четвертом году: первым, в марте, от воспаления легких, — Эмиль; в сентябре, от апоплексического удара, — Жерар. Своим детям они оставили более чем скромное наследство, которое за последующие годы не переставало уменьшаться.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

Глава XXII

Вестибюль, 1

Вестибюль — довольно просторное, почти совершенно квадратное помещение. В глубине слева — дверь, ведущая в подвал; в центре — шахта лифта; на кованой железной двери висит табличка с надписью

а справа начинается лестница. Стены окрашены светло-зеленой блестящей краской, пол покрыт веревочным ковром очень плотной фактуры. В стене слева — застекленная дверь в комнату консьержки, стекла прикрыты кружевными занавесками.

Перед этой дверью стоит женщина и читает список обитателей дома; она одета в широкий льняной плащ коричневого цвета, который заколот крупной брошью рыбообразной формы с оправленными алабандинами. На плече у женщины висит большая сумка из грубого полотна, а в ее правой руке — темная фотография с изображением мужчины в черном рединготе. У мужчины густые бакенбарды и пенсне; он стоит возле круглого библиотечного шкафа из акажу и меди в стиле Наполеон III, на котором красуется ваза литого стекла, полная цветов аронника. Его цилиндр, перчатки и трость лежат рядом, на большом письменном столе с черепаховой инкрустацией.

Мужчина — Джеймс Шервуд — стал жертвой едва ли не самого знаменитого мошенничества в истории: в тысяча восемьсот девяносто шестом году два гениальных жулика продали ему чашу, в которую аримафеец собрал кровь Христа. Женщина — американская романистка по имени Урсула Собески — уже три года пытается воссоздать обстоятельства этого темного дела, чтобы использовать материал для своей следующей книги, и сегодня, на завершающей стадии работы, она пришла в этот дом в поисках какой-то последней подробности.

Джеймс Шервуд родился в 1833 году в Алверстоне (Ланкашир); еще в юности он покинул родину и устроился аптекарем в Бостоне. В начале семидесятых годов Шервуд изобрел таблетки от кашля на основе имбиря. Менее чем за пять лет леденцы получили всеобщее признание: оно отразилось в знаменитом с тех времен девизе «Sherwoods’ put you in the mood» и фирменных шестиугольных виньетках со сценкой, где на фоне туманного пейзажа рыцарь в латах протыкает копьем поверженного противного старикашку — аллегорическое изображение гриппа; эти виньетки, широко распространенные по всей Америке, печатались на школьных промокашках, спичечных коробках, пробках от бутылок с минеральной водой, коробках с сыром, а также на многотысячных партиях мелких игрушек и школьных принадлежностей, которыми премировали всякого, кто покупал хотя бы одну упаковку, но в определенный период; виньетки красовались на пеналах, тетрадях, наборах кубиков, маленьких пазлах, мелких ситечках для просеивания золотого песка (исключительно для калифорнийской клиентуры), а также на фотографиях с фальшивыми посвящениями, подписанных звездами мюзик-холла.

К сожалению, колоссальных доходов, сопутствующих этой невероятной популярности, было недостаточно для того, чтобы излечить Шервуда от его болезни: непроходящей неврастении, практически постоянно поддерживающей его в состоянии летаргии и прострации. Зато они предоставляли аптекарю возможность заниматься единственным делом, которое хоть как-то его отвлекало от цепкого недуга, а именно выискиванием уник.

На жаргоне букинистов, старьевщиков и торговцев редкостями у́ника, как можно догадаться из ее названия, — вещь, которая существует лишь в одном-единственном экземпляре. Это несколько расплывчатое определение охватывает различные классы предметов; униками могут быть предметы, изначально изготовленные в единственном экземпляре, как, например, октобас, сей чудовищный контрабас, игра на котором требует участия двух музыкантов: одного, отвечающего за аккорды, — на верхней площадке лестницы, и второго, удерживающего смычок, — на простой стремянке; или модель «Legouix-Vavassor Alsatia», получившая Амстердамский Гран-при в 1913 году, но так и не запущенная в коммерческое производство из-за начавшейся войны; униками могут быть виды животных, известные лишь по одной особи, такие, как тенрек Dasogale fontoynanti, пойманный на Мадагаскаре и находящийся в парижском Музее естественной истории, как бабочка Troides allottei, которую один любитель приобрел в 1966 году за 1 500 000 франков, или как Monachus tropicalis, тюлень с белой спиной, о существовании которого известно лишь по фотографии, сделанной на Юкатане в 1962 году; униками могут быть также предметы, оставшиеся в единственном экземпляре, как это нередко случается со многими марками, книгами, гравюрами или фонографическими записями; и наконец, униками могут быть предметы, ставшие уникальными в силу той или иной особенности их истории: ручка, которой был подписан Версальский договор; корзина с опилками, в которую скатилась голова Людовика XVI или голова Дантона; остаток мела, которым Эйнштейн воспользовался во время памятной конференции в 1905 году; первый миллиграмм чистого радия, полученный Кюри в 1989 году; эмская депеша, боксерские перчатки, в которых Демпси победил Карпантье 21 июля 1921 года; первые трусы Тарзана, перчатки Риты Хейворт из фильма «Джильда» — классические примеры этой последней категории, наиболее распространенной, но и наиболее неопределенной, если учесть, что любой предмет можно всегда представить уникальным, а в Японии существует целое производство для серийного изготовления наполеоновских шляп-треуголок.