Книга Дневники голодной акулы - Стивен Холл

Проходили секунда за секундой.

Я набрал полные легкие воздуха и медленно его выпустил — влажной, насыщенной паром струей. Тяжело, но осторожно ступил назад, против течения. Затратив какое-то время на восстановление устойчивости, сделал еще один шаг назад, затем — еще один. Повернулся, медленно, очень медленно и осторожно, и начал потихоньку продвигаться обратно к желтому джипу.

Все-таки кот на руках — это ответственность. Пусть держать при себе глупого толстого кота, кормить его и о нем заботиться не составляет многого в общей сумме того, что идет в счет при признании кого-то личностью, равно как в обширном диапазоне того, чем занимаются люди, но все-таки это нечто. Да, это нечто, и к тому же оно теплое и до сих пор остается со мной.

* * *

Я стоял в вестибюле отеля, закинув рюкзак за одно плечо, а в другой руке держа переносной ящик с котом. Тепло внутри помещения заставляло гореть мои исхлестанные дождем щеки и лоб, с ног стекала вода, набранная у кромки разлива. У меня было странное чувство, будто именно тепло изгоняет ее прочь. Коричневая речная вода сейчас неназойливо распластывалась вокруг меня — умирающая или уже мертвая.

Климат изменился.

— Боже, вам приходилось видеть что-нибудь подобное? Мы уже начали строить ковчег на заднем дворе. — Конторка портье была довольно высокой, но к тому же и сидевшая за ней женщина была, должно быть, очень малорослой или же сидела несообразно низко — ее было видно только до подбородка. — А по радио передают предупреждения о наводнении, Джон говорит, что вода поднялась уже так, что может сносить автомобили. Автомобили! Теперь вряд ли кому захочется спускаться в долину.

— Да уж, — сказал я, роняя капли на пол. — Я там был, дикое зрелище.

— Правда? — Благодаря лишь тому, что вытянула шею, она выросла на полдюйма. — И что, там все так, как говорят?

Ей, должно быть, было слегка за пятьдесят, и ее жгучие рыжие волосы, яркие глаза и румяные щеки оттеняли радушный, но беспокойный рот. Оперный рот, подумал я, большой и достойный.

Я научился хорошо разбираться в лицах. С первого взгляда.

— В общем-то, я просто пропустил ваш поворот, — сказал я. — Так, глянул и тут же укатил.

— Ну, голубчик! — Она улыбкой сказала мне: «Да, крутой ты парень». — Обычно мы не берем постояльцев с животными. Джон — Джон — это муж, — так вот, он их не любит, но сегодня мы вряд ли сможем отправить вас за порог, верно?

Последняя часть фразы была обращена не ко мне.

— Спасибо. Он очень признателен, — сказал я, опуская взгляд на контейнер с котом. — Ты ведь признателен?

По тому, как она рассмеялась, я понял, что кот по-прежнему глазеет из ящика и по всей его упитанной морде разлито выражение «Да пошли вы все!».

— Ладно, — сказал я. — В любом случае, я признателен за нас обоих.

— Не беспокойтесь, голубчик, мы с ним вместе вот уже двадцать пять лет. — Она кивнула куда-то в глубину строения, потом повернулась, чтобы улыбнуться коту. — Так что, может, с вами двоими все в конце концов уладится. — Потом, подмигнув, обратилась ко мне: — Вы уже долго путешествуете со своим весельчаком?

— Дольше, чем могу припомнить, — сказал я.

Дольше, чем могу припомнить. Тычась в стены, дергая дверные ручки. Испытывая себя. Испытывая себя и выдерживая испытания — в мире не отмечено ни малейшего сотрясения. Ни малейшего расширения глаз, ни малейшего покраснения щек, ни малейшего искривления рта, ни малейшего натяжения кожи на черепе, ни малейшего подмешивания крови к воде, ничего вообще. «Дольше, чем могу припомнить», — сказал я, и никто не почувствовал, какие рытвины и выбоины нам пришлось преодолеть.

Я улыбнулся.

— Он вроде как постоянная моя привязанность.

Она кивнула, обрадованно, потом спохватилась.

— Ой, ну да что ж это я, вы только посмотрите! Простите, голубчик, я тут заболталась, а вы ведь приехали бог знает откуда. Вы же хотите получить номер и переодеться во все сухое, правда? — Ее голова исчезла и появилась снова вместе с рукой, протягивающей печатный бланк. — Это очень простая форма, много времени не займет.

Сделав пару хлюпающих шагов, я приблизился к конторке, опустил рюкзак, поставил контейнер с котом возле телефона, подтянул кверху рукав куртки, чтобы с него капало только на пол, затем повернул к себе форму. Она протянула мне ручку, и я ее взял. Теперь я видел: она не была низкорослой, она действительно низко сидела. В инвалидной коляске. Непохоже, чтобы кота это хоть как-то впечатлило.

— Железная старуха, вот я кто, — сказала она коту, — но ты можешь называть меня тетушкой Руфью, если будешь хорошо здесь себя вести. Как тебя зовут, весельчак?

Я оторвал взгляд от формы.

— Его зовут Иэн.

Всего на секунду у нее опустились и сдвинулись брови, а затем поспешили снова вспорхнуть, преследуемые радостной усмешкой.

Как это больно и как чудесно — то, что наши шутки живут дольше нас.

С тех пор как я покинул дом, отправившись в это путешествие, я много думал о том, что большая часть жизни любого человека связана со способами установки разнообразных функциональных систем, устройств, двигателей. С заводкой часовых механизмов, прямых дебетов, логистикой доставки газет, празднования юбилеев, печатания фотографий, обеспечения выплат по кредитным карточкам, обмена анекдотами. С запуском своих двигателей, с приведением их в движение, чтобы они, пыхтя, продвигались в будущее и выполняли свои задачи с равномерными или неравномерными интервалами. Когда люди уезжают, умирают, перестают быть, они оставляют за собой «остаточные изображения», свои очертания в тех устройствах, что они вокруг себя установили. Их образ меркнет по мере медленного убывания топлива, пока механизмы жизней, прожитых определенным образом в определенных местах и под определенными углами, один за другим выключаются, останавливаются или портятся. Порой вы сталкиваетесь с запыленными лампами или электрическим гулом механизма, принадлежавшего кому-то другому и все еще работающего в одиночестве, в темноте, — возможно, много позже, чем вы того ожидали. Все еще выполняющего свою задачу для человека, который его запустил, спустя долгое, долгое время после того, как его не стало.

Человек проживает так много различных отрезков времени.

Человек представляет собой так много различных отрезков времени.

Починка. Остановка. Новый пуск.

Кот повел ухом.

Я протянул тетушке Руфи заполненную форму.

— Ну, мы рады принять вас, Иэн и… — она заглянула в форму, — мистер Ричардсон.

— Марк. Зовите меня Марком, — сказал я, наклоняясь над конторкой, протягивая шариковую ручку и делая все, что полагается, полностью в духе Марка Ричардсона, совершенно правильно. Я глянул на входную дверь и наскоро криво улыбнулся. — Поверьте, я очень рад, что добрался до вас.