Книга Дитя в небе - Джонатан Кэрролл

Привет, Уайетт! А я и не знала, что ты тоже прилетишь.

Он наконец уронил сумку и все-таки притянул ее к себе. Она через его плечо взглянула на меня и ее глаза говорили: я в порядке. Просто слишком много плакала.

Яркое солнце казалось давним задушевным другом. Иногда мне кажется, что Калифорния вообще владеет всей самой хорошей погодой в мире– или, как минимум, выдает ее остальному миру по мере надобности.

Уайетт заметил женщину, когда-то работавшую в его шоу. Он остановился перекинуться с ней парой слов, и Саша сказала, что мы с ней пока сходим на стоянку и пригоним машину.

Совершенно не глядя по сторонам, она двинулась наперерез потоку машин. Я ухватил ее за куртку.

– Полегче, Саша. Притормози.

Мы переглянулись, потом, крепко держа ее за руку, я осторожно перевел нас через забитую машинами улицу.

– Может, остановишься у меня, Уэбер? Не собираешься же ты снимать номер в отеле, правда?

– Конечно, как скажешь. С удовольствием поживу у тебя.

– Хорошо. – Она не смотрела на меня. – Иногда я сплю нормально. Порой крепко сплю до самого утра и даже снов не вижу. Но знаешь, что я делаю, когда не могу спать? Смотрю кассеты с записью шоу Вертуна-Болтуна. Представляешь, в три часа ночи хохочу, глядя старые записи «Шоу Вертуна-Болтуна». Потому-то я так и удивилась, увидев его здесь. Мне на мгновение почудилось, будто он только что вылез из своих дурацких ботинок-булок и шагнул прямо ко мне в комнату. Это кассеты Фила. Он постоянно их смотрел.

Что я мог ей сказать? Мы прошли еще немного и свернули на одну из стоянок. Саша несколько минут ходила между машинами и, наконец, остановилась у черного «ягуара-ХКЕ» модели 69 года. Машины Фила. Единственного из моих знакомых, кто купил машину потому, что она была похожа на немецкую авторучку.

– Значит, «монблан» все еще на ходу, да? Фил всегда говорил, что пора обзавестись чем-нибудь другим.

– Ему нравилось, как он выглядит. Они с Блошкой ужасно любили кататься по городу с опущенным верхом. Блошка похрапывал, а Фил слушал записи Паоло Конте.

Думаю, он завещал машину тебе, Уэбер. Да и вообще, не удивляйся, если тебе достанется большинство его вещей. Тебе и Джекки. – Стоя почти вплотную ко мне, она отперла дверь с моей стороны и пристально взглянула на меня.

– А как же ты?

– Об это пока рано говорить. Я еще не вполне пришла в себя и плохо соображаю. Прежде, чем мы начнем обсуждать всякие важные вещи, я должна привыкнуть к тому, что ты здесь. Ладно?

Не успел я ответить, как Саша сделала нечто, заставшее меня совершенно врасплох. Она обхватила меня своими красными изуродованными руками за голову, притянула к себе и впилась в губы. При этом ее собственные губы были сомкнуты, и поцелуй был скорее похож на крепкое товарищеское рукопожатие, но продолжался так долго, что, когда она наконец отпустила меня, я уже начал слегка задыхаться.

Казалось, она довольна собой.

– Ты ведь не против, нет? – Не дожидаясь ответа, она обошла машину и отперла противоположную дверь. – Я так счастлива, что ты здесь. Все, поехали, заберем Вертуна-Болтуна.

Я во второй раз оказался в доме недавно умершего человека. Когда у Венаска случился удар, мы с Филом поехали к нему домой, чтобы взять там костюм для похорон старика. Самым возмутительным там мне показалась полная незавершенность всего, чего бы то ни было. Криво стоящее кресло в гостиной, полупустая бутылка кетчупа в холодильнике, раскрытый на статье о Доне Джонсоне78 журнал в ванной. Я помню, как мне хотелось закрыть этот журнал, поправить кресло так, чтобы оно снова стало единым целым с остальной обстановкой гостиной. Вещи, оставленные наспех под странными, неправильными углами, вещи, которые непременно были бы поставлены правильно или использованы, или закончены, будь только у их владельца еще возможность вернуться и расставить все как следует, в последний раз посидеть на толчке, выкроить пять минут и дочитать дурацкую статейку о любимой телезвезде.

Но у Стрейхорна оказалось хуже. Высадив Уайетта с Сашей у ее дома, я поехал к Филу. Это было необходимо, иначе воображение просто замучило бы меня. Я обязательно должен был собственными глазами увидеть место, где он покончил с собой (единственное, что я мог себе представить, так это забрызганный кровью томик Рильке), пустую собачью корзинку, вмятинку на синем диване, где он сидел в последний раз.

А еще я хотел взглянуть на содержимое его аптечки. Лежит ли грязное белье в стиральной машине? До чего еще он дотрагивался в последний день своей жизни? Чем занимался? Есть ли пластинка на проигрывателе? Последние взгляды, мелочи, намеки. Разве это ненормально? На вскрытии патологоанатом сообщает вам, что именно ел покойный накануне смерти. Мерзость это или объективность, но смысл в этом определенно есть, и он таков: это то, что имело место накануне конца. Неважно, жалкое или внушительное. После этого остается лишь крестик. Все кончилось именно на этом. Свитер на спинке кресла, птичий корм, просыпанный на кухонном столе, незнакомая мне картина на стене. Конец.

Я лгал. Сталкиваясь с чудесами, мы обычно либо начинаем лгать, либо вовсе затыкаемся. Мы просто не можем иначе. Невероятные вещи требуют хотя бы недолгого молчания. Я ведь еще ничего не рассказал про самые невероятные события, которые буквально чередой пошли с того момента, как я у себя в Нью-Йорке услышал о его смерти. Присланная им видеозапись, которая никогда не кончается. Заболевание Саши и ее поистине загадочная беременность (если, конечно, это правда). То, что Уайетт рассказал мне в самолете о Филе и Спросоне, ангеле Смерти. Или моя ожившая татуировка.

А лгал я из-за того, что в тот день произошло в доме Стрейхорна… Это до сих не дает мне покоя. Будто я должен открыть какую-то мрачную тайну, которую скрывал всю жизнь. Но ведь это была вовсе не моя тайна. Наверное, я просто очень любил Фила Стрейхорна и по-прежнему не хочу признаваться ни себе, ни другим, что то, чем он занимался, полностью выходило за рамки тривиального любопытства или художественных исканий. То, что он делал, было невообразимо неправильным. Хотя то, к чему он стремился… достаточно понятно.

Впрочем, наверное, не стоит ходить вокруг да около.

А произошло вот что.

По дороге, я вспоминал тот день, когда Фил с Сашей в масках Кровавика стояли на дорожке и махали мне вслед, а Блошка тем временем что-то вынюхивал в кустах. Подъехав, я остановился, заглушил двигатель и несколько минут просидел неподвижно, прислушиваясь к наполняющим окружающую тишину нежному щебету птиц, деловитому жужжанию насекомых, удаляющемуся звуку машины. Перед домом вовсю цвели кактусы, которые мы вместе с ним сажали сразу после его переезда сюда. Сквозь одно из больших окон мне была видна часть гостиной и кое-что из вещей.

Там что-то двигалось.

Я мгновенно насторожился.

В окне на мгновение что-то мелькнуло, но почти сразу скрылось из поля зрения. Голова? Ребенок, мелькнувший на фоне окна? Точно сказать я бы не смог. Да и какой может быть ребенок в доме умершего три дня назад человека?