Книга Мир не меч - Татьяна Апраксина

– Она там застряла. Судя по всему. Помог кто-то.

– Кто?!

– Наверное, тот же, кто подсунул Альдо марочку.

Я молча размышляю, не шутит ли он. От подобных заявлений легко сойти с ума. Как-то слишком много событий за последние сутки. Инициирующая завеса, выходки Альдо, зачистка, это бредовое путешествие. Голова пухнет.

– У нижних – раскол. У верхних – тоже, – неожиданно говорит Кира.

– Какой еще раскол?

– Те, кто шляется по завесам… в общем, они мутят что-то странное. Понять сложно, но договорились между собой они неплохо. Нашли что-то интересное. Или их нашли. Лик тоже пропал. Говорят, видели его на одной из первых завес. На себя не похож и не в своем уме. В какой-то лаборатории секретной трудится, вирусы придумывает. И никого не узнает.

– Ничего я не понимаю, Кира… – Мне очень жалко себя, вернувшуюся с удивительно пустой головой. Честно говоря, меня больше привлекает голая спина Киры. Торчащие крылышки лопаток – их так хочется погладить…

– Тьфу, дура! – скидывает мою руку тенник. – Последние мозги прогуляла. Ты меня вообще поняла?

– Не-а…

– Заметно. А думать тебе придется.

– Ну почему мне? – ною я.

– Потому что ты дважды была там и вернулась целехонька.

Смотрю на свои руки, точнее – на длиннющие ногти, покрытые лаком с нейл-артом. По ногтям – интересно, накладным или нет? – цветет удивительно изящно выписанная сирень. С ума бы не сойти. Перед носом болтается светленькая кудряшка. Так и есть – блондинка, настоящая блондинка. Из анекдотов. И соображаю точно так же.

Ужас какой.

– Давай с самого начала. Лаан сказал – инициирующая завеса. Ты согласна?

– Кира, солнышко… Я там не была никогда. Ну вот если не считать последнего раза.

Тенник разворачивается, смотрит на меня кошачьими глазами с огромными зрачками, чешет себя за ухом. Я беру его за руку, прижимаюсь к ладони щекой. Мне так хорошо, тепло, уютно, хочется кувыркаться в постели с таким симпатичным Кирой, а не думать над странными и непонятными вещами…

– Если я тебя трахну, ты соображать начнешь? – ядовито интересуется слухач.

Мне обидно. Мне очень обидно. Я отшвыриваю его лапу, отворачиваюсь, свертываюсь клубочком и дуюсь, как настоящая блондинка. Я и есть блондинка, и пусть Город разбирается, зачем и почему такая.

– Ладно, извини. Но ты достала. Тэри, хватит дуться. Отвечай давай.

– Я там никогда не была. – Я все равно дуюсь.

Кира вздыхает и начинает гладить меня по спине. Это приятно.

– А как ты в Смотрители попала?

– Не знаю. Просто оказалась тут, и все. Меня встретил Лаан. И потащил в подземку, чистить участок. Я никак не могла понять, что происходит. Делала что он говорил – получалось. А потом он сказал, что я – Смотритель. И я стала приходить сюда сама.

На самом деле все было куда сложнее, труднее и страшнее. И, пожалуй, смешнее. Но мой нынешний словарный запас совершенно не предназначен для этих описаний. Мне плохо, очень плохо – кажется, что я заперта в глупом теле с ограниченным набором средств для выражения мыслей и обработки информации. Где-то вдалеке я чувствую настоящую себя, умеющую соображать и рассказывать, все помнящую и понимающую. Но тело, надетое на меня, сковывает и тормозит каждое движение рассудка.

Впрочем, суть мне передать удалось.

– Вот так номер… – вздыхает еще раз Кира. – А я и не знал. Интересное дело.

Под ласковыми прикосновениями его руки мне кажется, что мозг, смерзшийся в кусок льда, начинает оттаивать. Но медленно, как же медленно. Я трусь о его ладонь лопатками и мурлычу, как кошка. Только бы не останавливался.

– Ты продолжай. Оно помогает…

– Правда, что ли?

Разворачивает меня к себе, нажатием колена больно и грубо раздвигает ноги, резко входит. Я даже вскрикиваю. Мне немного больно и гораздо больше – приятно. Мозги проясняются. Чуть-чуть…

– Думай… давай, – рычит он, прижимая мои согнутые ноги коленями к груди. Выражение лица у него мало подходящее для занятий сексом – недовольное и презрительное.

– О… чем?..

– Что… за фигня… творится?

Я закрываю глаза, стараясь удержаться хотя бы в том немногом уме, что отпущен мне на сей раз. Ритм сотрясает все тело, кровь пульсирует в висках. Кажется, вот-вот лопнет сковывающая мозги оболочка. Пальцы Киры больно щиплют мои бедра, это только добавляет удовольствия.

Лед осколками разлетается под напором ледоруба, все ближе темная речная гладь. И наконец ледяное поле раскалывается, освобожденная вода бьет из проруби гейзером, растворяет льдины, затапливает берега…

Рекламная пауза.

– Тэри, Тэри… от тебя спятить можно, – выдыхает Кира, падая рядом со мной. Вид у него усталый. Затраханный.

Я со смущением вспоминаю все, предшествовавшее эротической сцене, и краснею. Потом краснею из-за самой эротической сцены, вернее, из-за ее подоплеки. Щеки горят, словно мне надавали пощечин. Экое позорище. Надеюсь, язык у Киры не очень болтливый? Хотя надеяться в этом плане на тенника…

– Я в душ, приду и буду думать, хорошо?

– Я с тобой пойду. Вдруг ты еще куда подеваешься…

Ванная уже выглядит вполне пристойным образом, на смену чудовищному джакузи пришла вполне обычная удобная ванна и душ с гидромассажем. Кира натирает меня мочалкой и полощет, мне остается только поворачиваться и наклоняться, следуя его указаниям. Напоследок – контрастный душ. Жестокая штука, но эффективная. Оторавшись под тугими ледяными струями, я выпрыгиваю из ванны, как ошпаренная козочка, и хватаю большое махровое полотенце. Растеревшись, надеваю халат. Мне все еще холодно, но в голове прояснилось.

– Пойдем на кухню чаи гонять, – предлагает Кира.

Я усмехаюсь. Еще один любитель древнего восточного напитка. Мало, что ли, Лаана на мою голову…

Он заваривает зеленый чай с ванилью, простенький, из пакетиков. Но мне нравится. Наверное, у меня дурной вкус. С удовольствием наливаю чай в блюдечко. Лаан заклеймил бы меня позором, если бы увидел это, – но мы с Кирой в квартире одни, остальные уползли отсыпаться по родным завесам.

Смотрю на него – халат тенник не надел, только обмотал полотенце вокруг бедер. Так и сидит на табуретке, голый, тощий, неопределенного возраста. Ребра и ключицы торчат, как у жертвы продовольственного кризиса. Вспоминаю, как он сооружал мне постель, как намыливал волосы, и вдруг краснею, второй раз за полчаса. Теперь мне понятна его репутация мечты любой горожанки. Он не только редкий умница и прекрасный любовник, он еще и заботлив, как отец. Я имею в виду, хороший отец. Какой женщине это не по вкусу?

«Я не люблю тенников, не люблю тенников, не люблю», – повторяю я себе, хлебая горько-сладкую бледную жижу. Беру с подоконника все ту же книгу, теперь выбираю еще одно любимое число – семьдесят девять. Город, расскажи мне что-нибудь утешительное!