Книга Плащаница из Овьедо - Дэвид Ричардс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его глазах блеснул интерес.
— Вы переехали сюда с родителями?
— Нет, я живу с… с друзьями.
Он немного помялся, но все же осведомился:
— С парнем?
— Нет, просто с друзьями. Мои родители погибли в аварии, когда мне было двенадцать. Последний раз я сидела в церкви на их похоронах.
— Я сожалею… что вы так долго не возвращались.
— Наверное, я решила, что раз уж Бог наказал меня, забрав моих родителей, то и я его накажу, если никогда больше не буду ходить в церковь. — Она отвела глаза, стыдясь своего признания. — По-детски, да? Сомневаюсь, что он хотя бы заметил это.
Священник ответил быстро и уверенно:
— О, я не сомневаюсь, что он заметил.
— Моя мама говорила, что Бог всегда за нами наблюдает, а он, очевидно, отвлекся, когда случилась авария. Когда я была маленькой, то не понимала почему. Всегда хотела, чтобы кто-то объяснил мне это. Но, видимо, я никогда этого не узнаю.
— Вы его спрашивали? Молились, чтобы он помог вам понять?
— Нет. Я на него сильно обиделась.
— Я спрошу, если не возражаете. Вы об этом думали, когда я подошел?
Сердце Ханны замерло, и появилось ощущение, что ей не хочется больше ничего скрывать.
— Частично… Мне было жаль себя, я сокрушалась, что так долго не приходила сюда. Не знаю. Много о чем думала.
— Ханна! — внезапно прозвучал голос в церковной тишине. У входа, тяжело дыша, стояла Джолин. — Вот вы где! А я уже обыскалась вас. Вы не забыли, что нам сегодня на прием к доктору Йохансону?
— Извините. Совсем вылетело из головы. — Ханна взяла свои библиотечные книги со скамьи и прошла мимо священника. — О, отец Джимми, это моя подруга Джолин Витфилд.
— Приятно познакомиться, отче. Вы уж извините, что я сюда так ворвалась, но у нас через час встреча в Бостоне, а какие там бывают пробки, думаю, вы и сами знаете.
— Да, конечно, знаю, — ответил он дружелюбно. — Заходите в любое время, Ханна.
Отец Джимми наблюдал, как они идут к выходу. В ярком солнечном свете их силуэты в дверном проеме стали черными. И только когда Ханна задержалась у дверей и повернулась, чтобы тихонько помахать ему на прощание, он заметил выпуклость в ее фигуре.
— Я думала, вы собирались в библиотеку. Как же вас занесло в церковь?
— Не знаю. Я все время прохожу мимо нее. Захотелось посмотреть, как там внутри.
Джолин профессионально вела «мини-вен» по окружной, через мост и выехала на Стороу-драйв, благодаря судьбу за то, что в тот день движение было не таким оживленным, как она ожидала. Слева от них, словно алюминиевая фольга, сверкала река.
— Вы никогда не заходили туда раньше?
— Ну, однажды заглянула во время утренней службы, но не оставалась.
— Она довольно красивая, не правда ли? Не такая загроможденная, как многие из них… А он, этот священник, ужасно молод… И очень красивый.
— Я об этом тоже подумала.
— Еще бы! Так о чем вы там говорили?
— Почти ни о чем. О моих родителях. Как я ходила в школу, когда была маленькой. Я сказала, что уже давно там не была.
— Спорю, ему это не понравилось.
— Даже если это и так, то он все равно ничего не сказал.
Лицо Джолин вдруг приняло серьезное выражение.
— Им не нравится, когда люди слишком независимы. Поэтому существует слишком много правил. Правила, правила, правила! Построить все больше и больше церквей — вот и все, что их в большинстве случаев интересует… Вы ему рассказали… о… ну… сами знаете…
— Нет. Мы недолго успели поговорить.
— То, что вы в положении, становится заметно, никуда от этого не деться, скоро все обязательно начнут задавать вопросы.
— Кто все?
— Люди. В библиотеке, в магазине. Совершенно незнакомые люди будут подходить к вам и поздравлять. Будут спрашивать, девочка или мальчик, когда срок. И тому подобное.
— Незнакомые люди? Правда?
Впереди меняли асфальт, и рабочий направлял машины в объезд, размахивая красным флажком. Джолин включила сигнал поворота и глянула в зеркало заднего вида, чтобы перейти на крайнюю левую полосу. Водитель фургона ее пропустил, и она помахала ему рукой в знак благодарности.
— Ну, так что ты собираешься говорить?
— Правду, думаю. Что же еще?
Несколько минут они ехали молча, потому что слова заглушал шум отбойного молотка, кромсающего мостовую. Джолин, казалось, глубоко погрузилась в свои мысли. Когда шум стих, она сказала:
— Вам не кажется, что правда будет выглядеть немного странновато?
— Наверное, да. Признаться, я об этом как-то не подумала.
— А следовало бы подумать, — резко бросила Джолин, но, увидев, что Ханна испугалась жесткости ее слов, добавила: — Нам следовало бы подумать, вот что я хочу сказать. Обеим. Это ведь касается и меня. И Маршалла тоже. Представьте, вы будете рассказывать о нашей жизни. Весь мир узнает, что я неспособна выносить ребенка полный срок. И каждый узнает, что мы с Маршаллом слишком долго откладывали семью на потом.
— Я бы никогда так не поступила.
— Как глубоко вы вдавались бы в подробности? Рассказали бы о нашем договоре? Или что мы вам платим? По большей части люди таких вещей не понимают. Они сплетничают и смеются у вас за спиной. Поверьте мне, в таких городках, как Ист-Эктон, дела обстоят именно так! Мне бы не хотелось, чтобы мы стали посмешищем для обывателей.
Ее пальцы впились в руль, а на шее вздулись жилы.
— Осторожно, — предупредила Ханна, — мы слишком близко подъехали к разделителю.
Джолин рывком вернула «мини-вен» обратно в центр полосы. Слезы накатились у нее на глаза, и ей пришлось приложить усилия, чтобы сконцентрироваться на дороге. Ханна потянулась и похлопала ее по плечу.
— Успокойтесь, Джолин. А то мы, чего доброго, в аварию угодим. Послушайте, это неважно. Мы не обязаны никому говорить об этом. Мне лично все равно.
— Правда? Вы не против?
— Никто об этом не должен узнать. Я буду говорить все, что вы скажете. Все, что угодно.
Облегченно вздохнув, Джолин расслабила хватку руля и попыталась смахнуть слезы.
— О, спасибо вам, Ханна. Я так благодарна за ваше понимание.
Видя, что Бикен-Хилл уходит в сторону, она направила автомобиль вправо, подрезав пикап и получив в ответ сердитый гудок, и с триумфом покинула основную дорогу.
Доктор Йохансон всегда умел ее развеселить.
— Итак, как сегодня чувствует себя наша драгоценная молодая леди? — спросил он, поглаживая свою бородку. В его глазах светилось озорство, что делало его больше похожим на альпийского эльфа, чем на бостонского акушера.