Книга Андрей Беспамятный. Кастинг Ивана Грозного - Александр Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем ступни зацепились за спутанные колосья, и Андрей со всего разгона плашмя грохнулся о землю.
— Не везет служивому, — покачал головой Илья Федотович. — Не успел от ран оправиться, так лошадь под ним понесла. Касьян, уложи его обратно в телегу. Как в усадьбу вернемся, в светелку возле терема снеси, пусть еще пару дней отлежится.
Распорядился — и забыл о странном ратнике, всеми мыслями устремляясь вперед. Обоз миновал поворот в сторону усадьбы боярина Смолина, и люди, не сговариваясь, начали погонять лошадей. Солнце еще не перевалило полдень, а значит, можно успеть, можно еще сегодня, во вторник, оказаться дома. Тогда и разговеться удастся без острастки,[68]выспаться под родной крышей, в мягкой постели.
Впереди снова блеснула вода, и неугомонный Трифон радостно заорал:
— Лобань! Лобань течет! — После чего въехал на самую середину широко раскинувшего плеса и натянул поводья, не давая разгоряченному скакуну хватить ртом студеную воду.
— Сам вижу, что Лобань, — проворчал боярин, также въезжая в реку.
Отсюда, от этой стремнины и далее к восходу, на полста верст лежали его земли вместе с полями, лесами, пятью деревнями и шестнадцатью выселками. На севере угодья Ильи Федотовича Умильного граничили с полями Богородицкого монастыря, на юге — с лесистыми владениями боярина Дорошаты. Если за время похода ничего не изменилось — под рукой помещика имелось шесть с половиной сотен крепостных, четыре с половиной тысячи чатей[69]пашни, бондарская мастерская, три кузни и две водяные мельницы на реке Еранка. Богатое хозяйство, требовавшее от владельца постоянной заботы и присмотра. Вот и сейчас, вглядываясь в песчаные струйки, вымываемые течением из-под копыт коня, боярин прикидывал — не ушла ли вода из реки? Хватало ли дождей у смердов на полях? Не стали ли от безводья мельницы?
Лобань, и без того в самом глубоком месте едва скрывавшая человека по грудь, здесь, на плесе, казалась пугающе мелка. По колено, не более. Неужели и вправду земля под солнцем выгорела? В астраханских степях за все время похода ни единого дождя не выпало. Как бы и здесь засухи не случилось…
— Не хмурься, Илья Федотович, — словно угадав его мысли, остановился рядом Касьян. — Вон, облака каки по небу тащатся. Тяжелы, ако коровы недоеные. В сухи месяцы таковых не бывает.
Боярин покосился на своего холопа, резко дал шпоры коню и, обгоняя вязнущие в песке повозки, выметнулся на противоположный берег. Здесь, сразу за прибрежными зарослями, почти на полверсты от реки шла полоса залежи,[70]которую хитрый хуторянин Антип, осевший здесь десять лет назад, забросал горохом. И ничего, гибкие плети, увешанные стручками, густо оплетали поднявшийся по пояс бурьян, ничуть не собираясь сохнуть.
У Ильи Федотовича отлегло от сердца: быть ему ныне осенью с хлебом, не пропадет. Разве только саранча с казанских степей налетит — тогда ничем не спастись будет…
Всадник испуганно перекрестился, вытянул из-под рубахи нательный крест, поцеловал, спрятал обратно, оглянулся на обоз. Телеги одна за другой выползали на дорогу, переваливаясь через прибрежный глинистый гребень, на котором не могло вырасти ничего, кроме неприхотливого подорожника.
— Ермила! — окликнул он тридцатилетнего широкоплечего холопа в полукафтане[71]зеленого сукна, мерин которого задумчиво вышагивал возле передней повозки. — Веди обоз к усадьбе. Касьян, Трифон, за мной!
Трое всадников сорвались с места и помчались по узкой тропе, тянущейся вдоль воды. Примерно через час стремительного галопа боярин перевел скакуна на неширокую спокойную рысь, давая коням возможность перевести дыхание, отвернул от реки, поднялся через свежескошенный луг на холм, прозванный местными смердами Оселедцем — за растущий на самой макушке небольшой березнячок. Отсюда открывался широкий вид во все стороны, и Илья Федотович смог одним разом увидеть и поблескивающие разливы перед мельницами на Еранке, и коричнево-желтые колосящиеся поля от подножия и до самого Рыбацкого леса. Между лесом и рекой сгрудились вокруг белокаменной, крытой темно-бурой черепицей церкви два десятка домов деревни Большие Рыбаки. Даже отсюда было видно, что почти в каждом дворе поднимаются высокие стога уже высушенного сена. Не ленятся смерды, запасаются на зиму. Дальше, за лесом, в темном пятне почти у самого горизонта скорее угадывалась, нежели различалась еще одна деревня — Рагозы, неподалеку от которой и стояла боярская усадьба. Между Рагозами и лесом тянулась желтая полоса: тоже, видать, хлеба поспевают. Слева, опять же у горизонта, золотыми бликами бросались в глаза купола Богородицкого монастыря. Саму обитель увидеть на таком расстоянии было никак невозможно, но Божьим соизволением свет ее храмов простирался на сотни верст округ.
Оглядываться Илья Федотович не стал. Он знал, что от самых его владений и вплоть до далеких вятских полян лежали густые, непролазные чащобы, в которых не водилось не то что бортников или татей, но и промысловиков, сторонящихся непуганой лесной нечисти.
— К рыбакам заглянем, батюшка Илья Федотович? — устал стоять на одном месте Трифон. — Узнаем, может, хоть в этом году чего споймали?
Рыбаками обитателей деревни дразнили за то, что, переехав сюда с Ладожского озера вместе с дедом нынешнего боярина, смерды по привычке пытались организовать ловлю в здешней речушке, в разливе перед уже тогда стоящей мельницей. Десяток откормившихся здесь щук и окуней попались в первый же раз, но с тех пор сети, на потеху окрестных обитателей, вытаскивали из воды одних лягушек. С тех пор прошло больше полувека, переселенцы забыли надежду хоть как-то разбогатеть с помощью рыбалки, но прозвище осталось за ними навсегда.
— Ни к чему, — отмахнулся боярин, натягивая правый повод и заставляя коня развернуться на месте. — И так вижу, лепо все. Дальних деревень не разглядеть, но коли здесь урожай, то и там хуже быть не должно.
Трое всадников обогнули березняк, спустились по другой стороне холма, спокойной рысью проехали вдоль межи, разделяющей ржаное поле и покрытое темными пятнами пастбище, выбрались на утоптанную грунтовку, ведущую к мельницам, и пустили скакунов в галоп. К тому моменту, когда они, завершив десятиверстный крюк, вернулись на основной тракт, обоз как раз успел добраться до россоха[72]и поворачивал в сторону Рагоз. Илья Федотович и холопы перешли на шаг, присоединившись к отряду. Однако стоило коню немного остыть и успокоить дыхание, как боярин внезапно дал ему шпоры и во весь опор помчался вперед.