Книга Планета Ка-Пэкс - Джин Брюэр

– Я все ждал, когда же это придет вам в голову. – Прот записал что-то в своем блокноте.

– Когда же вы можете устроить для меня небольшую демонстрацию?

– А что, если прямо сейчас?

– Это будет вполне приемлемо.

– Шолом[25], – сказал он. – Алоха[26].

Но он, разумеется, продолжал сидеть передо мной со своей неизменной улыбкой Чеширского кота.

– Ну?

– Что – ну?

– Когда же вы отправляетесь?

– А я уже вернулся.

Меня поразила его нахальная сметливость.

– Я надеялся, что вы исчезнете на достаточно долгое время, и я замечу ваше отсутствие.

– Вы его заметите на следующей неделе, когда я отправлюсь в Канаду, Исландию и Гренландию.

– На следующей неделе? Понятно. И сколько же времени вас не будет?

– Несколько дней. – Пока я записывал у себя в блокноте о том, что необходимо усилить за ним наблюдение, прот воскликнул: – Итак, похоже, наше время истекло и стражники уже ждут!

Я все еще продолжал писать, но в мозгу моем вдруг мелькнула смутная мысль о том, что проту с его места часов видно не было. Откуда же он тогда знал, что Дженсен и Ковальский уже ждали поблизости? Я пробормотал что-то вроде: «Разве не мне это решать?» Но когда я поднял глаза, прота уже и след простыл.

Я перемотал назад последнюю часть пленки и включил магнитофон. Его густой, сдавленный голос, с уверенностью утверждавший, что он снова и снова будет повторять свои ошибки, вдруг необычайно тронул меня. И я в который раз подумал: «Господи, что же он такое натворил?» Если только мне не удастся пробиться сквозь броню его амнезии, узнать это будет почти невозможно. Не зная ничего о его прошлом, я практически работал в полных потемках. Если бы у меня было достаточно времени, я, возможно, и нащупал бы нужную нить. Как бы мне хотелось увеличить число наших встреч в неделю хотя бы до двух, а то и больше, но у меня не было этого дополнительного времени. Времени было просто в обрез.

Два дня спустя, в пятницу, когда я пришел в больницу после своего выступления на радио, где я отвечал на общие вопросы, связанные с психическим здоровьем, звонившим на студию радиослушателям, я узнал о том, что прот уже дал Хауи свое второе задание. Хауи должен был вылечить Эрни от страха смерти.

Я понимал, на что нацелена «программа» прота, придуманная им для Хауи, и, очевидно, я, как его лечащий врач, сам должен был до этого додуматься. Поощряя Хауи сосредоточиться на одном-единственном проекте, прот отвлекал его внимание от поразительного многообразия жизненных возможностей. Мое отношение к тому, что прот дает «задания» своему товарищу по несчастью, было не совсем однозначным, но пока эти попытки не приносили никакого вреда, я не считал нужным налагать на них запрет.

Хауи отнесся к заданию со свойственной ему методичностью. Он потратил часы на тщательное изучение своего соседа по палате, доведя Эрни до того, что он с криком сбежал из комнаты, после чего Хауи пришел ко мне и попросил дать ему учебники по анатомии и физиологии человека и специальную литературу о дыхательной системе. Я полагаю, что Хауи решил доказать Эрни, насколько редко люди умирают, чем-то подавившись, а может быть, он собирался сконструировать дыхательный аппарат для Эрни на случай, если такое все-таки произойдет. У меня не было причин отказать Хауи в его просьбе, и я позволил ему пользоваться библиотекой на четвертом этаже. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что подобные решения проблемы были слишком упрощенными для такого блестящего ума, как у Хауи. Наверное, мое суждение было затуманено подсознательной надеждой на то, что Хауи удастся добиться успеха в том, в чем не удалось его добиться мне, и что оба они, и Эрни, и Хауи, наконец-то обретут некий душевный покой.

А тем временем Эрни делал для других пациентов то, что Хауи делал для него: он стал проявлять интерес к их проблемам, а не только к своей собственной. Например, он теперь читал поэзию старой, слепой миссис Уэзерс, которая при каждом прочитанном слове, как восторженная курочка, вскидывала свою белесую головку. Эрни и прежде проводил немало времени с Расселом, в основном в поисках утешения, но теперь он говорил с ним и о всевозможных светских делах, предлагая ему, например, заняться физкультурой.

Эрни проводил сейчас много времени с протом – как, впрочем, и большинство его сотоварищей, – расспрашивая его о планете КА-ПЭКС и других якобы обитаемых областях Вселенной. Похоже, эти беседы необыкновенно повышали настроение больных, или, по крайней мере, так мне об этом докладывали медсестры. Наконец я не выдержал и спросил Эрни прямо в лоб: почему его разговоры с протом так сильно улучшают его настроение? Брови Эрни мгновенно взметнулись вверх, и он, не задумываясь, ответил точь-в-точь то же самое, что ранее заявил мне Чокнутый: «Я надеюсь, что прот, когда будет возвращаться на КА-ПЭКС, возьмет меня с собой!» И тогда я понял, что притягивало его и других пациентов к нашему «пришельцу» – надежда на спасение. И не только спасение в мире ином, но спасение в этой жизни и в сравнительно близком будущем. Я сделал пометку у себя в блокноте поговорить об этом с протом как можно скорее. Одно дело – улучшать настроение больному человеку, и совсем другое – как он, кстати, и сам утверждал, – увлекать его беспочвенными надеждами. Но в последующие несколько дней я не мог ни о чем с ним поговорить. Он исчез!

Как только выяснилось, что прот не явился в воскресенье на обед, его немедленно принялись разыскивать по всему зданию и всей территории, но его и след простыл. Никто не видел, как он уходил из больницы, и ни одна видеокамера не зафиксировала его проход через запертые двери или ворота.

В его комнате не было ничего, что давало бы ключ к разгадке его исчезновения. Как обычно, кровать его была застелена, а письменный стол и комод в полном порядке. И ни клочка бумаги в мусорной корзине.

Никто из пациентов не признавался, что знает, куда он пропал, но никто не казался особенно удивленным его исчезновением. Когда я спросил Чака о проте, он ответил:

– Не волнуйтесь – он вернется.

– Откуда вы это знаете?

– Он взял с собой свои темные очки.

– Какое это имеет отношение к его возвращению?

– Когда он вернется на КА-ПЭКС, они ему не понадобятся.

Несколько дней спустя работник из обслуживающего персонала обнаружил, что некоторые предметы в кладовой были передвинуты. Но прятался там прот или нет, так никто никогда и не узнал.

За первые двадцать семь лет своей жизни Рассел не видел ни одного человека, кроме своих отца и матери. Все его обучение состояло исключительно из чтения Библии – по четыре часа утром и вечером. В доме не было даже радио, и никто никогда не приходил в дом, к которому из-за непролазной грязи нелегко было подъехать и который, к тому же, охранялся доберман-пинчерами. Днем Рассел должен был работать в саду или помогать по дому. И это его уединенное существование продолжалось до тех пор, пока некая решительная сотрудница бюро переписи населения, сама разводившая доберманов, случайно не наткнулась на Рассела – отец его в ту минуту был в хозяйственном магазине, а мать на заднем дворе развешивала мокрое белье. После того как Рассел погнался за изумленной женщиной с криком: «Мария Магдалина, я тебя прощаю!» – работница заявила о нем властям.