Книга Золотой вепрь - Владислав Русанов

Она набрала побольше воздуха в грудь и нырнула.

Глава 5

От холодной по-осеннему воды сперло дыхание. Рубашка и штаны вмиг облепили тело. Противно хлюпнуло в сапогах.

Кир открыл глаза.

Легко сказать: «Держись поближе»! Речная водица и днем непрозрачна, а уж после захода солнца-то… Сплошной мрак.

Ничего, держись, лейтенант т’Кирсьен делла Тарн! Ведь ты, если захочешь, можешь выплеснуть воду из Ивицы на непокорный Медрен. А можешь заставить реку остановить течение и обнажить дно, чтобы войска могли ударить по городу с тыла. По крайней мере, власть над стихией воды, обретенная в подземелье ландграфского замка, дает больше возможностей, чем умение подчинять воздух.

Похоже, бывший офицер гвардии становился, сам того не желая, волшебником… Очень полезные навыки, если бы не одно «но». Кир так и не научился колдовать по собственному желанию. Волшебство приходило, когда само хотело, и уходило, не спросясь. В миг смертельной опасности или просто душевного напряжения.

Впереди мелькнуло едва различимое белесое пятно.

Кир сделал мощный гребок. Вообще-то он не считал себя отличным пловцом – от Дорены до отцовского имения четверо суток верхом, а плавание в прудах не научит бороться с течениями или водоворотами… Да и давно он последний раз плескался в воде. Пожалуй, лет пять назад.

Человек, за которым Кир следовал, погружался все глубже и глубже. А вдруг это никакой не человек, а сом? Говорят, некоторые из них доживают до ста лет и вырастают до десятка локтей в длину. Такой может запросто схватить взрослого мужчину и утянуть на дно, под корягу. Или, еще хуже, водяница? Друзья по босоногому детству иногда рассказывали страшилки о девах-призраках, обитающих под водой, в укромных заводях. Холодные и печальные. Ими становились крестьянские девчонки, утопившиеся от несчастной любви. Жрецы Триединого учат: самоубийство – страшный грех, закрывающий душе наложившего на себя руки путь к спасению. В отместку за свою погубленную молодость водяницы нападали на одиноких парней, неосторожно прогуливавшихся у рек и стариц, щекотали их ледяными пальцами и топили.

Вот так сгинешь ни за что ни про что!

А все из-за болтливого студента, которого демон за язык дернул рассуждать о ландграфе Медренском, защитниках города и их боевом духе. Что бы ты понимал, деревенщина, в настоящей отваге, когда даже смертельно раненный воин думает лишь о том, как бы утащить за собой как можно больше врагов! Это тебе не шерстью на рынке торговать, не астрологию в университете зубрить. Это – судьба настоящего бойца. Дворянина! Человека чести!

Внезапно Кир понял, что вот уже битый час пытается распалить в себе злобу по отношению к студенту. И что самое ужасное – не получается. Ну, не выходит никак… Хоть ты тресни! А ведь было время – зубами загрызть хотел. А почему? Потому, что винил его во всех своих бедах и злоключениях…

Воздуха стало не хватать.

Человек впереди дрыгнул ногами, дернулся вверх и исчез.

Это что еще такое?

Что за фокусы?

Кир почувствовал, что если сейчас не вынырнет, то задохнется.

Наверх! Немедленно наверх!

Еще один гребок…

Сырой холодный воздух показался слаще мьельского вина. Горящие легкие жадно втягивали его. Как же хорошо…

– Ты здесь, Кир?

Голос Цветочка.

А почему он ее не видит? Ведь ночь лунная – Малая Луна светит в полную силу, а Большая почти в первой четверти. Когда кондотьер (а кроме него, никто в банде не знал пароли и отзывы) проводил их через посты охранения, было светло, как днем.

– Эй! Ты здесь?

– Здесь я, – кивнул гвардеец, осознавая, что они, скорее всего, в пещере.

– Где мы? – донесся голос студента. Ага! Тоже недоумевает. И, судя по легкой дрожи, трусит.

– Промоина тут под обрывом, – пояснила девушка. – Ни с воды, ни с берега ее не видно.

– На реках часто такое бывает, – решил похвастаться богатыми знаниями Кирсьен. – После паводков или дождей сильных. А вас что, не учат в университетах такому?

– Надо оно тем профессорам, – недовольно буркнул Антоло. И добавил: – А у нас в Табале рек-то и нет почти. Которые есть, те летом пересыхают.

– Как же вы живете? – удивилась Цветочек.

Но Кир не дал им углубиться в научную беседу.

– Дальше куда? Зачем нас сюда привела? – Он втянул ноздрями стылый воздух. Пахло сырой глиной и подгнившей водяной травой – на юге Сасандры ее даже зовут «водяной чумой», ибо, разрастаясь в огромных количествах, она перегораживает русла рек, препятствуя кое-где судоходству. – Нам ведь в город надо.

– Погоди… Какой быстрый! – хихикнула противная девчонка. Нравится ей дразниться, что ли? – Город-то в осаде. Думаешь, тебя так просто пустят?

– Не думаю нисколечко… – обиделся Кир.

– Тогда плыви за мной! На голос!

Это верно. Только на звук и можно определиться с направлением.

– А ты песенку петь будешь? – пошутил Антоло. Иногда за остротами люди пытаются скрыть и страх, и растерянность.

– А то! – пообещала Цветочек и вправду что-то замурлыкала.

Они плыли в кромешной темноте, ведомые нежным голоском, который напевал простой деревенский мотив:

У березки я спрошу:

Где мне милого искать…

«Не слишком ли глубокая промоина?» – успел подумать Кир и коснулся ногой дна.

– Приплыли! – весело воскликнула Цветочек. – Теперь поползем!

– Куда? – Голова у тьяльца уже шла кругом.

– В город! Не отставайте, любопытные мои!

Дно круто шло вверх. Скорее всего, по откосу. Куда тут ползти?

Впереди глухо вскрикнул Антоло. Тихонько рассмеялась девчонка.

«Опять шуточки шутят?»

Рука Кира провалилась в нечто осклизлое и вместе с тем царапающее кожу. Воображение тут же нарисовало всякие ужасы: гниющие внутренности гигантского паука, гнездо тысяченожек, помет нетопырей… Он вскрикнул и подпрыгнул как был – на четвереньках. Стукнулся головой о низкий свод, хрюкнул и упал. На этот раз лицом в вонючую гадость.

– Водоросли… – коротко бросил из темноты студент. – Ну и дерьмо… – В его голосе прорезались нотки сочувствия.

– Поползли, привередливые! – Цветочек удалялась. Похоже, она тут бывает настолько часто, что запросто обходится вслепую.

Вытирая на ходу щеку о плечо, Кир быстро-быстро пополз, перебирая руками и ногами. Ход оказался заполнен водой, и приходилось задирать подбородок, чтобы не нахлебаться. Сырая глина вдавливалась под ладонями и коленями, проскальзывала. Пару раз он падал, опираясь на локоть. Должно быть, измазался так, что остается радоваться тьме. Да воде, которая все смывала…