Книга Тельняшка для киборга - Николай Рубан

— А что, собственно, у той, первой группы можно было узнать? — с недоверием спросил кто-то. — Что, до них кто-то задачи других групп доводил? Или районы их действия?

— Нет, все было проще. Когда стало известно, что диверсанты — это немцы, владеющие английским языком, американцы просто стали останавливать всех подряд и задавать вопросы, ответы на которые мог знать только американец. Например, как фамилия лучшего бейсболиста из его штата? Какой породы собака Эйзенхауэра? Как зовут подружку Попая? Если человек начинал путаться, его сразу арестовывали — вот и все. В общем, разведчик в плен попадать не должен, — подвел итог Маргус уже почти лекторским тоном.

— Да без тебя знаем, что не должен, — угрюмо буркнул Пашка, — тоже, Америку открыл…

Замолчали. И почему-то не хотелось смотреть в глаза друг другу. Угрюмо глядели на костер, и каждый думал о своем, хотя все — об одном и том же. Костер горел плохо, сырые сучья шипели, пузырились на трещинах, исходили едким дымом. Позор для разведчика, а не костер.

— Вот все ты, товарищ дорогой, вроде, верно говоришь, — полковник старался говорить спокойно, приглушая сварливые нотки, — разведчик, мол, только тогда разведчик, когда он в полном порядке. А только стал он обузой для группы — долой его, как балласт, верно?

— Не так категорично, разумеется, но если нет других вариантов — то да. И он сам должен понимать это.

— Верно, верно. А ты вот не задумывался, почему во многих других армиях разведчикам дают ампулы с ядом, а у нас — нет?

— Нет, не задумывался. Возможно, в целях экономии средств?

— Возможно и так. Тем более, когда такого разведчика ловят, мало кто эти ампулы грызет — предпочитают в лагере пайку хавать, да против своих работать.

— Но почему?

— Понимаешь… — полковник тщательно подбирал слова. — У меня батя в войну разведбатом командовал. А до войны учителем в школе был, но это так, к слову. Так вот он рассказывал, что когда подбирал себе бойцов — в первую очередь смотрел, есть ли совесть у мужика.

— Совесть? — Ауриньш был озадачен.

— Она самая, товарищ дорогой. Рассказывал, бывало: просится к нему парень из пехоты — здоровяк, стрелок отличный, до войны егерем работал — самое то для разведчика. Батя с ним покалякает, а потом подойдет потихоньку, да посмотрит, как тот человек у полевой кухни себя ведет — жлоба сразу видно, характер человека во время еды — как на ладони виден. И если мужик жлоб — до свиданья, товарищ дорогой, мы тебе не подходим. Что толку от всех его заслуг, если он себя, любимого, выше всего ценит? Надежды на него нет, а это — хуже некуда.

— Простите, а что такое «жлоб»?

— Жлоб, гм! — тут полковник несколько смутился. — Ну, это человек без совести, одним словом. Если ему что выгодно — делает, если нет — знать никого не хочет.

— Вы имеете в виду, что он ничего не станет делать в ущерб своим интересам?

— В общем, так.

— Но если рассуждать логически, у такого человека больше шансов выполнить задачу. Он бережет свои силы и здоровье, он не связан нормами так называемой морали…

— Вон как! А мораль-то тут при чем?

— Понимаете… Я знаю, существуют нормы поведения — их называют по-разному: христианской моралью, божьими заповедями, ну и так далее. Эти нормы не отвергаются и коммунистами. Их смысл: не убивай, не воруй, не прелюбодействуй…

— Да знаем, знаем. И что?

— Но дело в том, что для выполнения задачи разведчик должен быть способен нарушить все эти заповеди. Если для человека эти заповеди имеют значение, ему будет трудно, а порой и невозможно это сделать.

— Ну, ты не передергивай! Это ж — в интересах Родины делается! — возмутился полковник.

— В Библии не оговаривается, в какой ситуации эти заповеди можно нарушать. Просто — не убивай, и все, — упрямо наклонил голову Ауриньш.

— И что дальше?

— Ничего. Просто человек, не отягощенный принципами морали, будет действовать, руководствуясь лишь приказом. Он будет тратить гораздо меньше времени на принятие решения, так как он не будет терзаться сомнениями и так называемыми угрызениями совести.

— Пробовали, ё! — торжествующе провозгласил полковник. — Освобождал один малохольный своих солдат от «этой химеры», как он ее называл. И что? Все равно наши им вломили, хоть и от совести их никто не освобождал.

— Ну… — Ауриньш чуть сбавил свой геббельсовский тон. — Возможно, не были учтены многие другие факторы — люди есть люди, и фраза об освобождении их от совести не была воспринята ими буквально…

— Ладно, тогда такой вот тебе пример: ты — на территории противника. Идешь ты в головном дозоре. И вдруг видишь, что заметил тебя мальчонка — ну, пастушонок, скажем. Твои действия?

— Простите! — запротестовал Маргус. — Что значит: «он меня заметил»? Я этого не допущу.

— Ну, случайно!

— Что значит «случайно»? Разведчик должен передвигаться скрытно и бесшумно, у него есть средства маскировки и наблюдения… Такого просто не может быть! — Маргус был категоричен, словно полковник выдвинул гипотезу о том, что Земля имеет форму чемодана.

— Ну, теоретически! — начал терять терпение полковник.

— Если только теоретически… Ну, в этом случае я должен его убить и спрятать.

— Во-от! И что дальше? Капец твоей группе, ё! Что — раньше местные крестьяне не знали, что в их округе русские диверсанты шастают? Зна-али, власти их в известность ставят. Только раньше они тебя боялись, да старались без нужды лишний раз в лес не соваться, а когда пацаненка этого найдут, (а они найдут, будь уверен!) то тебя возненавидят. И все леса перешерстят, а тебя найдут. Или твою базу, или дневку — без следов все равно не обойдешься, ты ж не ангел, летать не умеешь. Вот и получилось: в тактике ты выиграл, а в стратегии, так сказать, проиграл.

Маргус хотел было что-то ответить, но рот его вдруг закрылся, он напрягся. Обострились скулы, по телу киборга пробежала короткая дрожь.

— Э-э, парень, ты чего? — забеспокоился полковник. — Ну, перестань!

Пальцы Маргуса судорожно цапнули оттаявшую грязь, сжались в кулаки — выскочившие меж пальцев грязевые пиявки брызнули в стороны. Заляпанными ладонями киборг схватился за голову и оскалился, словно от нестерпимой боли.

— Я не понимаю! — наконец, проскрежетал он. — Почему?! Почему, если выгоднее поступать плохо, все равно, несмотря ни на что, надо поступать хорошо?

— Ух ты! — восхитился Пашка. — Сам допер?

— Нет… Так говорила Вия Карловна, она была одним из моих конструкторов. Она меня… воспитывала…

— Вроде мамани, значит, была? — понимающе спросил полковник. — Успокойся, парень, над этим вопросом уже столько веков мудрецы головы ломают — ни хрена решить не могут. По идее — да, целесообразнее поступать плохо. А жизнь показывает, что в конце концов побеждает все равно тот, кто поступает хорошо. А почему так получается — никто не знает.