Книга Тайна дочери пророка. Рука Фатимы - Франциска Вульф

Джинким опасался, что китайская оппозиция расправит здесь крылья, а он и его брат – чистокровные монголы. Может быть, Хубилай за время своего правления в стремлении объединить все народы под своей властью забыл об этом? Но если дереву обрубить корни, оно погибнет.

Где Хубилай станет черпать силы, чтобы держать в руках государство, если захочет управлять китайским народом? В глазах Джинкима строительство Тайту – страшное оскорбление, бросающее вызов богам предков. Оскорбление это увековечено в камне и дереве. И так считает не он один. Многие старики и воины, отважившиеся высказать свое мнение, согласны с ним.

Джинким предлагал Хубилаю перевести в Тайту только административные службы, а все главные государственные дела вести по-прежнему из Шангду. А еще лучше снова переехать в Каракорум, город их деда Чингисхана, где концентрировалась вся мощь монгольской нации.

Но, как ни старается, не в силах он переубедить брата. Тот неумолимо, с упрямством ишака идет к своей цели. Хубилай – хан, и его слово, доброе или злое, – закон. Джинкиму не остается ничего другого, как на коленях молить богов не бросать Хубилая на произвол судьбы, а хранить его и весь монгольский народ.

Дверь за его спиной открылась и снова закрылась – тихо, почти бесшумно. Но от чуткого слуха Джинкима ничто не ускользало – даже в сильнейшую бурю он улавливал шорох мыши в траве. Но монгол не обернулся и продолжал стоять спиной к двери. Кто посмел вторгнуться в его покои? Кто-нибудь из слуг? Вряд ли. Ни один не отважится без разрешения войти к нему в дом. Может быть, сам Хубилай? Возможно. Друг не войдет без приветствия. А брат уже много лет не ходит на охоту, разучился двигаться бесшумно. Остается предположить худшее, к чему Джинким всегда готов: это враг!

Шаги, однако, не приближаются. Значит, таинственный и незваный гость неподвижно стоит где-то рядом, притаившись… Чего он ждет? Джинким почувствовал, как сильно бьется сердце.

Немногих он боится в этой жизни, прежде всего – драконов и демонов. Но даже с этими тварями не задумываясь вступит в ожесточенную схватку. А больше всего на свете опасается злобы и коварства…

Вот как сейчас: стоит спиной к невидимому и неизвестному врагу. В эту самую минуту он, возможно, заряжает стеклянную трубку отравленной стрелой… Притаился и терпеливо, как паук, плетет сеть, ждет момента, когда он, Джинким, не выдержит и невольно подставит ему затылок… Прежде чем он сумеет постоять за себя, в него вонзится крошечное жало…

При мысли, что погибнет от руки коварного злодея, даже не посмотрев ему в глаза, он пришел в ярость. Ну нет, если мерзавец думает, что убьет его так просто, – то сильно ошибается!

Подобно тигру перед прыжком, Джинким беззвучно и незаметно, сжавшись в пружину, отпрыгнул назад и сделал кувырок. Мгновенно встал на ноги – и приставил кинжал к горлу противника…

Велико его удивление: перед ним не лицо предателя китайца, а широко распахнутые голубые глаза… Женщина тяжело дышит, упершись большим животом в его ноги, – он даже чувствует движения еще не родившегося ребенка. Та самая незнакомка из Страны заходящего солнца, которую они с Маффео и Никколо нашли посреди степи! Это зрелище привело его в такое замешательство, что он невольно опустил кинжал.

– Что тебе здесь надо?!

Она уставилась на него так, будто встретилась с призраком. Дрожит всем телом и, кажется, потеряла дар речи. И все же его раздирали сомнения. Умный мужчина никогда не должен верить женщине, к тому же явившейся из Небытия, прекрасной чужестранке с глазами цвета неба и волосами, сплетенными из золота. Может быть, она послана сюда, чтобы совратить его?!

– Что тебе надо?! – повторил он, на этот раз более суровым тоном. – Как ты осмелилась коварно заползти сюда?!

Чтобы подчеркнуть значение своих слов, он снова приставил клинок к ее белоснежной шее.

– Я… мне очень… я и не думала… заползать сюда… Просто прогуливалась и заблудилась.

– Ах, ты заблудилась?! – вскричал Джинким. – И почему-то оказалась именно в моих покоях!

– Я же сказала, что очень сожалею! – с чувством воскликнула она. – И не подозревала, что попаду…

Не оправдывается, не умоляет о пощаде. И тут он увидел в ее глазах то, что тронуло его до глубины души, и понял: не убьет ее, что бы она ни совершила.

– Ты должна оставаться в покоях Маффео! – И Джинким вложил кинжал в ножны.

От этой женщины не исходит никакой угрозы. Можно притвориться, пустить фальшивую слезу, налгать с три короба, но нельзя подделать страх – истинный, идущий из глубины души.

Этот страх он чует носом.

– Всех этих недоразумений можно избежать. Сейчас тебя проводят обратно. – Он покачал головой. – Женщине никогда не следует ходить по дворцу без сопровождения. Попади ты в руки китайцев или, чего доброго, арабов – кто знает, что бы с тобой случилось. – Он слегка дотронулся до ее щеки. – Послушайся моего совета: никогда не покидай свои покои!

Джинким открыл дверь и позвал двух стражников, чтобы приказать: «Проведите чужестранку туда, где ее место!» Не успел открыть рот, как в двух метрах от него как из-под земли вырос Ахмад, министр финансов Хубилая. Для Джинкима это один – не считая китайцев – из злейших врагов Хубилая. Как и Зенге – тот, по рассказам старух, занимается колдовством и черной магией.

– Мир тебе, благородный Джинким, брат и престолонаследник великого хана! – Ахмад поклонился, правой рукой коснувшись груди, рта и лба. – Ты пожелал говорить со мной?

Учтивости арабу не занимать. По наивности, граничащей с глупостью, Хубилай высоко ценит «деловые качества» Ахмада.

Но Джинкима трудно купить внешней приветливостью и красивыми, цветистыми фразами. Он убежден: министр финансов ведет скрытую игру – бессовестно обманывает хана. Доказать это пока не удается – араб хитер и скользок, как змея. Из всех передряг выползает, всегда: не раз пытались его обвинить в мошенничестве – он выходит сухим из воды. Мастерски – арабы славятся этим искусством – передергивает слова и преподносит все в выгодном для себя свете.

Однако Джинким надеялся в скором будущем с помощью Маффео представить Хубилаю неопровержимые свидетельства неблаговидных дел Ахмада, которые тот проворачивал за спиной брата.

– Да, Ахмад. Великий хан вот-вот вернется. Я хотел поговорить с тобой о торжествах по случаю его возвращения.

Ахмад сделал легкий поклон.

– А кто эта… женщина? – И поднял брови, указывая на Беатриче. – Она будет присутствовать при нашей беседе? Может быть, мне зайти позже, когда ты утолишь свою жажду?

– Нет. – Джинким с трудом подавил гнев – он никогда не понимал пренебрежения, с каким многие арабы обращались со своими женщинами. Даже к слугам относились лучше. Но на этот раз он особенно взъярился, даже чувствовал непреодолимое желание запустить кулак в острый, крючковатый нос араба – попортить ему физиономию. И когда-нибудь он это сделает – обязательно, но не сегодня.