Книга H2O - Яна Дубинянская

В последнюю минуту, уже двигаясь вдоль решетки, заволновался, открыта ли калитка. Ильма обещала, что калитка будет открыта всегда; но, черт возьми, не Ильма же распоряжается здесь, в санатории! Олег ударил лыжной палкой по решетке, и она отозвалась странным дребезжащим звоном по всей длине, как если б была хрупкой, словно частокол сосулек. Если бы.

Калитка стояла распахнутая настежь. Глубокий конус и снегу вычерчивал ее путь. Как будто только что. Чьим-то нечеловеческим усилием.

Перешагнул; лыжа на секунду зависла мостом над конусообразной выемкой. Оттолкнувшись от края, побежал к беседке.

— Олег, — сказала Ильма, не оборачиваясь.

— Доброе утро. Что ж ты так рано сегодня?

— Ты тоже рано.

— Ну, я потому, что увидел тебя.

— Но ты же сначала проснулся.

Он подошел к ней, встал рядом. Ильма кратко, на мгновение, обернулась, глянула на него в упор темными, без проблеска, глазами. А ведь она знает, почему я проснулся, понял Олег. И с кем.

Если Дагмар сейчас выглянет из окна, она увидит в беседке нас обоих. Если, конечно, догадается посмотреть в ту сторону. И если узнает меня на таком расстоянии. Слишком много условий, не стоит углубляться. К тому же наверняка она еще спит.

А Ильма — здесь. И это хорошо, без условий, без причин.

— Ждешь рассвет?

— Рассвет? — она пожала узкими плечиками. — Зачем его ждать? Он всегда в правильное время.

— Специально пришла заранее?

— Ты спрашиваешь про неинтересное.

Улыбнулся:

— А что тебе интересно?

— Ты спрашиваешь про неинтересное тебе.

— Неправда, — возразил он. — Я очень удивился, когда увидел, что ты здесь в такую рань.

— Удивился — это одно. Интересно — совсем другое.

— Ну, хорошо. И что мне, по-твоему…

— Много чего, — она не перебила, просто заговорила вовремя, плавно перетекая из вопроса в ответ. — Например, почему разбилась та картина.

— Какая картина?

— Из стекла. Я забыла слово…

— Витраж?

Ильма кивнула одними ресницами, слабо улыбнулась. Черт возьми, откуда она может знать?!. Олег сглотнул, едва сдерживаясь, чтобы не отступить в сторону; было бы со всем глупо.

А с другой стороны, чем они тут заняты целыми днями, в этом санатории, огороженном в глуши, занесенном снегом, отрезанном от городской, светской, да и вообще жизни? Наверняка обсуждают то, что якобы происходит в мире — по версии доступных здесь масс-медиа — а заодно и новости ближайшего населенного пункта, приносимые какой-нибудь уборщицей из местных или поставщиком свежей рыбы отсюда же, из поселка. Причем, согласно древнему правилу трупокилометров, последние поражают воображение куда больше. Самопроизвольно разбившийся неподалеку церковный витраж — тема как минимум на неделю. Ничего удивительного. Все объяснимо.

— И почему он разбился?

— Потому же, что и твое зеркало. Хрупкие вещи всегда бьются. И красивые. Это неправильно, но почти никогда нельзя ничего поделать. Слишком быстро.

— Ты пра…

Запнулся. Медленно обвел ее взглядом с ног до головы. Я не говорил ей про зеркало. Кажется. Да нет, совершенно точно. Рассказывал Дагмар, которая с тех пор всерьез настроена восполнить пробел в интерьере моего дома, — но Ильме… зачем?

Разбилось зеркало, разбился витраж на церкви… Мне самому не пришло в голову выложить все эти осколки в одну цепочку. А так просто. И всегда слишком быстро, ничего не успеваешь поделать… черт.

Откуда она знает?!

— Вот, — сказала Ильма. — Ты ждал.

Из-за горизонта брызнуло ослепительным, зажгло расплавленные блики на мелких рябинках моря и россыпь бриллиантовых искр на снегу. Не малиново-рассветное, а сразу яркое, сверкающее в полную силу солнце поднималось на небо, и все вокруг на глазах менялось, разворачивалось, наполнялось цветом, объемом, жизнью. Ильма сощурилась, и на миг показалось, будто она смеется, украдкой, по-девчоночьи, безудержно.

Хотя на самом деле никакой улыбки не было, не было и румянца на ее щеках, так, игра утреннего света. Тоненькие кисти рук лежали на парапете беседки, чуть-чуть менее белые, чем снег вокруг, и Олег только сейчас заметил, что сегодня она без перчаток. Короче. Срочно отправить ее домой, в тепло.

Словно уловив кожей его взгляд, Ильма убрала руки одним мгновенным движением, как будто играла с кем-то в «ласточку». И тут же убежала, исчезла, не простившись, не оставив, как он и предполагал, ни малейшего следа на алмазной корочке подмороженного снега.

Только два узких отпечатка от рук на парапете. Овальные проталинки, очерченные по краям тоненькой ледяной кромкой. Олег наклонился, присмотрелся поближе. Затем снял перчатку, потрогал.

…сухие и теплые посерединке.

* * *

Всю первую половину дня Олег работал в обычном режиме. Новое задание оказалось механическим и рутинным, малая часть какого-то грандиозного проекта, поделенного между десятками программистов на разных концах земли. Программная сфера осталась после кризиса одной из самых высокооплачиваемых еще и потому, что быстрее и легче всех прочих полностью перешла на удаленный фриланс. Теперь люди редко перемещаются на большие расстояния без острой необходимости, а острая необходимость всегда удорожает что бы то ни было. Возможно, несколько поздновато, но я выбрал правильную профессию. И не собираюсь когда-либо отправляться дальше, чем до города.

Дагмар вела себя образцово. Встретила с улыбкой, тостами, кофе и без единого вопроса; правда, на мобильном Олег обнаружил два неотвеченных звонка с ее номера — на третий раз она, видимо, заметила-таки его трубу на столе. А после завтрака исчезла, сначала виртуально, примостившись на диване незаметным комочком с поджатыми коленками, а часа через полтора, остановив таймер на чайный перерыв, Олег и вправду не нашел ее ни за спиной, ни на кухне. В прихожей стояли лыжные ботинки — пластиковые игрушки-переростки, а вот сине-бирюзово-оранжевого костюма на крючке не было. Пошла гулять. Замечательно.

Она не возвращалась долго. День выдался еще более празднично-яркий, чем вчера; когда солнце, переместившись на другую сторону неба, ударило наискось в окно, Олег встал задернуть занавески, в очередной раз пожалев об отсутствии жалюзи. Коснулся горячего стекла и увидел на белом пляже разноцветную Дагмар. Рядом, едва доставая до ее плеча, стоял на тропинке Йона, а вокруг прыгала Ульфа. Девушка высоко поднимала руку, собака подскакивала, Дагмар отшатывалась и, сто процентов, заливисто смеялась в полный голос.

А ведь она не любит собак.

Олег резко задернул занавеску, сел, включил таймер. Потом привстал, глянул в сторону сосен и пустой беседки; так, для очистки совести. По большому счету мне все равно. Я делаю свою работу и ни на кого не обращаю внимания. А если в это время обо мне усиленно собирают информацию… что ж, в другие времена этим занимались куда более серьезные люди. И ничего: у меня все-таки состоялась своя, автономная, оптимальная жизнь. Которую я уж как-нибудь сумею оградить и защитить.