Книга Запределье. Осколок империи - Андрей Ерпылев

— Что вы намерены с нами делать? — выступил вперед пожилой мужчина, явно привыкший командовать. — Потрудитесь объяснить, милостивый государь!

— Милостивые государи давно в Парижах, — лениво парировал очкастый «гэпэушник», делая какие-то пометки в растрепанном блокноте. — А что делать… Отвезем вас в Кедровогорск, запрем по камерам… Невиновных отпустим, конечно.

— А остальных? — пискнул толстенький мужичонка, прижимающий к груди, как младенца, объемистый «сидор».

— А остальных — в расход, — равнодушно бросил, не отрываясь от писанины, начальник. — Как злостную контру и врагов трудового народа.

Толпа зашумела, и конвоиры заклацали затворами, наступая на нее и тесня штыками прочь от насыпи. Какой-то мужчина вдруг оттолкнул ближайшего к нему красноармейца и, неловко выбрасывая ноги и мотаясь всем телом, как марионетка в руках неумелого кукловода, бросился бежать по рыхлой, осыпающейся под ногами щебенке куда-то в сторону Москвы. Грохнул винтовочный выстрел, и беглец, схватившись обеими руками за затылок, рухнул ничком, медленно перекатился несколько раз вниз по склону и замер, уткнувшись в подступающие к насыпи кусты, еще больше став похожим на тряпичную куклу. Вика, оказавшаяся по воле случая рядом с Алешей, вскрикнула и порывисто прижалась к нему всем телом, пряча лицо на груди юноши, а он тут же дал себе слово отдать за нее жизнь, если потребуется.

— Молодец, Рассулов, — похвалил «гэпэушник», неторопливо пряча блокнот в карман. — Метко стреляешь! Еще бы приказа ждал, так цены бы тебе не было.

— Виноват, — сверкнул зубами раскосый смуглый красноармеец, передергивая затвор и выбрасывая тускло блеснувшую на солнце медью гильзу. — Больше не повторится.

— Видали? — повернулся к оцепеневшей толпе начальник. — Так будет с каждым, кто осмелится сделать хоть шаг в сторону. Вопросы есть?

— А как это выглядит в смысле социалистической законности? — хмуро поинтересовался мужчина в черной инженерской тужурке со споротыми петлицами.

— Выглядит согласно мандату, — отрезал очкастый палач. — Вы являетесь врагами советской власти, и я имею право поступать с вами по законам военного времени.

— Даже с теми, кого вы планировали отпустить, разобравшись?

— Со всеми, без исключения.

Больше ни у кого вопросов не нашлось…

* * *

Алеша лежал в темноте на охапке елового лапника и смотрел в небо. Рядом тихонько посапывала Вика, против ожидания не отвергшая покровительства юноши, но молчаливо установившая между ним и собой некий невидимый барьер сразу после того, как немного успокоилась. Молодой человек был рад и этому — сама близость «ледяной красавицы», внезапно показавшей, что ничто человеческое ей не чуждо, будоражила кровь, позволяла представить себя могучим сверхчеловеком из переводных приключенческих романов. Алексею казалось, что он может свернуть горы и повернуть реки вспять ради девушки, которую он знал недавно, но уже был влюблен без памяти.

Ах, если бы импровизированный лагерь в какой-то полуверсте от железной дороги не охраняли бессердечные «церберы»! Если бы нырнуть под спасительную сень деревьев и бежать, бежать, бежать рука об руку с Викой, пока хватит сил. А там, в конце пути, будет ждать папа, мудрый и сильный папа, который не только защитит сына от всех на свете чекистов, но и благословит их с девушкой…

Наверное, молодой человек задремал, потому что не сразу понял причины возникшего в лагере переполоха.

В темноте метались какие-то тени, скупо освещенные сполохами догоравших костров, у которых вечером грелись конвоиры («преступникам» костры разводить было запрещено), вразнобой бухали выстрелы, раздавались крики…

— Бежим! — на Алешино плечо легла девичья ладонь, а в лицо глянули расширенные зрачки. — Бежим, пока суматоха не улеглась!

И не он девушку, а она его потащила прочь от костров.

Молодые люди бежали в ночь, не обращая внимания на больно хлещущие по лицу ветви деревьев, путаясь ногами в густой траве, спотыкаясь и падая, чтобы снова вскочить и бежать, бежать, бежать прочь, уноситься от неминуемой гибели. Пару раз над головами прожужжало, словно рассерженный шмель гнался за своими обидчиками, и Алексей понял, что эти безобидные насекомые — не что иное, как пули, подобные той, что днем сразила наповал так и оставшегося безымянным беглеца. И только темнота мешает стрелку взять верный прицел…

— Наугад шмаляют, — задыхаясь, шепнула девушка. — Перепугались, легавые, вот и палят в белый свет!..

Воровской жаргон показался таким инородным в устах Снежной Королевы, что юноша чуть едва не встал как вкопанный, только усилием воли заставив себя продолжить бег.

«А девушка-то непростая… — обалдевшей мухой билась о стенки черепа мысль. — А ты размечтался, глупый: принцесса, принцесса…»

Выстрелы становились все глуше, пока не затихли совсем, отрезанные плотной стеной леса. Только тогда беглецы без сил повалились на мягкую опавшую хвою под могучим древесным стволом, напоминающим ростральную колонну. В основном — своими, теряющимися в темноте, огромными, как носы древних кораблей, сучьями.

— Кто вы? — спросил Еланцев, ловя ртом прохладный ночной воздух, воздух свободы, казавшийся разгоряченному бегом юноше слаще любого нектара.

— Какая вам, Алексей, право, разница? — девушка села и принялась брезгливо отряхивать платье от прилипшей хвои и паутины. Она на глазах снова превращалась в привычную Снежную Королеву.

— Собственно, никакой… Но имею же я право знать, с кем меня свела судьба в лесной чаще? — улыбнулся Алеша. — Разрешите представиться, — он встал на ноги, картинно впечатал подбородок в грудь, заложил руку за спину и щелкнул каблуками воображаемых сапог со шпорами. — Алексей Владимирович Еланцев, бывший дворянин. Ныне… вернее, в прошлом, служащий губернского земельного архива.

Вика приняла игру. Она тоже встала на ноги и присела в изящном книксене:

— Виктория Львовна Манская-Тизенгаузен, бывшая княжна. Ныне… — она лукаво улыбнулась, передразнивая юношу. — Вернее, в прошлом, бандитка. Наводчица, — добавила девушка уже без улыбки, и лицо ее болезненно скривилось. — Бандитская подстилка, лярва подзаборная…

Она порывисто отвернулась, уселась на землю, обхватила острые коленки руками и зарыдала.

Молодой человек так и оставался стоять в позе опереточного гусара, пока не сообразил, что девушка совсем не играет. Тогда он тоже плюхнулся рядом с ней на колени и принялся неумело гладить ладонями вздрагивающие плечи, шепча нелепые и бессвязные слова утешения. Он никогда не был в подобной ситуации и просто не знал, как следует утешать женщину.

Внезапно Вика повернула к нему мокрое от слез лицо и бросила с вызовом:

— Не боитесь замараться о воровскую шлюху, господин хороший? Маруха шалавая не смущает? Кто знает, чего я там по хазам да малинам понацепляла, а? Может, люэс[9]у меня!..