Книга Завороженные - Александр Бушков

— Как писал классик, нас было много на челне… — прокомментировал Маевский, оглядываясь. — А что же, вполне уютно, не придется тесниться, как бывало…

Действительно, внутри наблюдался даже некоторый уют — несколько наглухо прикрепленных к полу мягких кресел, свободное место для багажа в корме. В самом носу, наособицу, размещалось еще одно кресло, в котором полковник уверенно устроился. Поручик, как-то инстинктивно усевшись в первый же ряд кресел за его спиной (словно ребенок, стремившийся держаться поближе к воспитателю), с любопытством присмотрелся. На металлической наклонной доске перед полковником не наблюдалось каких-то особенно загадочных либо хитроумных устройств — с полдюжины разнообразных рычагов, прямых и изогнутых, да большая штука наподобие нижней половинки морского штурвала с блестящими спицами, но без ручек.

Маевский тронул его за плечо и сообщил полушепотом:

— Ежели, паче чаяния, вас будет немного того… мутить… Вон там, справа, лежит мешок, видите?

Покровительственные нотки в его голосе поручика, разумеется, задели, и он сухо ответил:

— Постараюсь обойтись без этого…

И сообразил, что они уже несколько мгновений как поднимаются в воздух — летучее суденышко взмывало совершенно бесшумно, как дым или аэростат, без единого звука, свидетельствовавшего бы о работе каких-то механизмов. Летающие машины у Жюля Верна производили гораздо больше шума…

Словно угадав его мысли, штабс-капитан подмигнул:

— Сущий Жюль Верн, правда? Робюр-завоеватель…

— Принцип совершенно другой, — сказал полковник, не оборачиваясь к ним, ловко управляясь с немногочисленными рычагами. — Вы помните, хотя бы приблизительно, из курса физики о магнитных линиях? Это суденышко именно что перемещается по линиям земного магнетизма. Вся здешняя техника работает на каких-то диковинных принципах, которые у нас совершенно не известны, что ни возьми. Ей тоже следует уделить внимание…

Летающая лодка скользила в воздухе удивительно плавно и ровно, так что никакого движения, полета даже и не чувствовалось — хотя набравшийся смелости придвинуться к остеклению поручик видел поросшие лесом горы и равнины у себя под ногами, далеко внизу. Он переносил полет лучше, чем опасался сначала. Разве что голова чуточку кружилась да сердце замирало в сладком ужасе — но это можно было перетерпеть. Главное, его нисколечко не мутило. Перехватив испытующе-ироничный взгляд Маевского, он постарался придать себе облик совершеннейшего спокойствия, смотрел вниз с самым безразличным видом, словно подобные путешествия для него давно были чем-то обыденным. Никак нельзя оконфузиться…

— Значит, мешок не понадобится? — вкрадчиво спросил штабс-капитан.

— Нет, благодарствуйте, — ответил поручик без малейшего раздражения.

Он уже немного притерпелся к манерам Маевского и видел, что в них нет ни малейшего цуканья,[2]одни только беззлобные подначки, неизбежные и простительные…

— Господин полковник… — начал Маевский.

— Да?

— После того как вы дали четкий приказ касаемо той молодой особы, что будет нас встречать…

— Рекомендацию.

— Осмелюсь доложить, подобные рекомендации начальства я рассматриваю как приказ! — отчеканил Маевский тоном не рассуждающего служаки (и в то же время откровенно ухмыляясь, поскольку полковник никак не мог видеть его лица). — В связи с этим поневоле возникают деловые вопросы. Я так понимаю, имеет место быть некоторая… свобода нравов?

— Именно, — сказал полковник, не отрываясь от рычагов. — Правда, с некоторыми оговорками… самое интересное, наподобие тех, что в обычае у крестьян наших северных губерний. Незамужним предоставлена изрядная, я бы выразился, свобода нравов. Зато уличенная в адюльтере замужняя дама из общества может понести весьма тяжкое наказание…

Маевский ухмыльнулся:

— Что, я догадываюсь, вовсе не означает, что здешние дамы поголовно славятся супружеской верностью?

— Ну конечно, — сказал полковник. — Когда это наказание, даже самое жестокое, приводило к поголовному пуританству?

— А осмелюсь спросить, как тут обстоит с чистоплотностью? Вопрос принципиальнейший…

— Самым лучшим образом.

— Вот и слава богу, — с искренним облегчением вздохнул Маевский. — А то, вспоминая иные примеры из былого… Барышня эта, надеюсь, не замужем?

— Не замужем, — сказал полковник. Судя по его тону он, казалось, улыбался. — Кстати, Кирилл Петрович, здесь тоже весьма ценится умение кавалеров играть на подобии гитар и петь серенады, так что сможете, учитывая окружающие реалии, беззаботно предаваться вашим любимым забавам без малейшего риска угодить под арест…

— Я во время последнего пребывания на гауптвахте сделал прелюбопытнейший вывод, — сказал Маевский. — Оказывается, арест способствует развитию творческой мысли. Я серьезно. От безделья много думал, и мне пришла в голову идея, в которой я имею нахальство усматривать признаки некоторой гениальности. Речь идет о кандидатах, господин полковник. Помните, фон Шварц, когда речь зашла о жесточайшей нехватке людей, сказал, что у нас под носом имеется прекрасный выход: приглашать кандидатов из былых эпох? Он, конечно, шутил, но я подумал над этим вполне серьезно… Мы, конечно, никак не можем изымать из истории тех, кому еще предстоит прожить достаточно долго… Но как насчет тех, о которых в их времена заведомо известно, что они погибли? Митрясов и его люди доставили к нам для допросов какого-то прохвоста из времен Иоанна Грозного — потому что об этом прохвосте было достоверно известно, что его все равно зарежут лихие людишки пару часов спустя, и он будет бесповоротно исключен из течения времени… Почему бы не подбирать похожим способом кандидатов на службу? Даже многие исторические персоны порой пропадали без вести — взять хотя бы известного мадьярского поэта Шандора Петефи, чье тело так и не было отыскано после сражения… Герцог Бофор, коего мне пришлось знать лично, пропал без вести при осаде турками Кандии. Примеров множество. Необязательно люди известные и знаменитые, просто-напросто достаточно молодые и подходящие для нашей службы. Масса толковых, совсем молодых людей погибли в сражениях. Они ведь тоже могут оказаться пропавшими без вести, какая разница, что тела не обнаружили, если все равно известно, что человек именно в этом сражении погиб? А ведь есть еще всевозможные природные катастрофы наподобие Лиссабонского землетрясения или Лейденского наводнения, есть множество кораблей, затонувших, а то и пропавших без вести со всеми, кто был на борту. Да мало ли случаев… А если дерзнуть и подумать, что это может касаться не только былого, но и грядущего… Там тоже достаточно подходящих кандидатур. В особенности, если наши ученые все же добьются успеха и мы сможем путешествовать без карет…

Какое-то время царило молчание. Потом полковник задумчиво спросил: