Книга t - Виктор Пелевин

— А почему у вас конфликт?

— Да он мне хамит всё время, когда я его продукт правлю. Я его теперь вообще читать бросил, отфильтрую при последней правке. Большую часть выкину. Когда по сюжету нужно, я вам правильные мысли сам добавляю, так оно надёжнее.

— А чем вам не нравится его продукт?

— Да он постоянно на левые темы уходит. Не хочет по сюжету работать. И много о себе думает. «Я, мол, у вас не просто пятый номер, я пятая эссенция — квинтэссенция по-латыни. Весь смысл во мне, а вы — просто рамка…» А читатель эту квинтэссенцию как раз и пропускает. Интересно нормальному человеку что? Сюжет и чем кончится.

— Зачем он тогда вообще нужен?

— По первоначальному плану без него было нельзя. Такому герою как вы положено много специфических мыслей. Надо, чтобы присутствовали метафизические раздумья, мистические прозрения и всё такое прочее. Потому только и наняли. А вообще он шизофреник, точно говорю. Посмотрели бы вы, как он рецензии на себя читает. Шуршит в углу газетой и бормочет: «Как? Погас волшебный фонарь? А что ж ты в него ссала-то пять лет, пизда? Ссала-то чего?» И вся метафизика. Вы для него лебединая песня, граф, потому что больше нигде ему столько места не дадут.

— А как его узнать, этого квинтэссентора?

— Узнать можно, например, так — когда среди шума битвы вы вдруг задумываетесь о её смысле, это он и есть.

— Если среди шума битвы задуматься о её смысле, — пробормотал Т., — весь смысл будет в том, что вас прибьют.

— Вот и наши маркетологи примерно так говорят, — ухмыльнулся Ариэль.

— А почему я Т.?

— Это тоже маркетологи решили. Толстой — такое слово, что все со школы помнят. Услышишь, и сразу перед глазами величественный старец в блузе, с ладонями за пояском. Куда такому с моста прыгать. А вот Т. — это загадочно, сексуально и романтично. В теперешних обстоятельствах самое то.

— А почему именно граф? Это важно?

— Даже очень, — ответил Ариэль. — Маркетологи говорят, сегодня граф Толстой интересен публике только как граф, но не как Толстой. Идеи его особо никому не нужны, и книги его востребованы только по той причине, что он был настоящим аристократом и с пелёнок до смерти жил в полном шоколадном гламуре. Если «Анну Каренину» и «Войну и мир» до сих пор читают, это для того, чтобы выяснить, как состоятельные господа жили в России, когда Рублёвки ещё не было. Причём выяснить из первых графских рук.

— А что такое Оптина Пустынь?

— Это вы сами выясняйте. Иначе весь детективный элемент порушим.

С минуту император и Т. молчали. Потом Т. сказал:

— Всё-таки не понимаю. Совсем не понимаю. Как выясняется, у вас от Льва Толстого одни проблемы — вы даже фамилию его употребить не можете. Вам от него только графский титул нужен. Зачем тогда вы его вообще впрягли?

— Так начинали-то мы в другое время, — ответил Ариэль. — И с совсем другими видами. Создавали вас вовсе не на продажу, а с целью великой и значительной. И чисто духовной.

— Изволите издеваться, — усмехнулся Т., — а у меня ведь и правда бывает такое чувство.

— Отчего ж издеваюсь, — отозвался Ариэль, — вовсе нет.

— И какова была эта цель?

Император, оттопырив губу, бережно провёл пальцами по белой эмали креста на своей груди.

— Графа Толстого, — сказал он, — в своё время отлучили от церкви.

— Я слышал от Кнопфа. Но за что?

— За гордыню. Перечил церковному начальству. Не верил, что кагор становится кровью Христовой. Смеялся над таинствами. А перед смертью он ушёл в Оптину Пустынь, но не дошёл — умер по дороге. И поэтому на могиле у него нет ни креста, ни надгробного камня. Толстой велел просто зарыть его тело в землю, чтобы не воняло. Оно, может, для начала двадцатого века было и стильно. А в двадцать первом в стране началось духовное возрождение, поэтому в инстанциях, — император мотнул носом вверх, — созрело мнение, что крест таки должен быть. А наш хозяин ко всем этим дуновениям прислушивался сверхвнимательно.

— Чей хозяин? — спросил Т.

— Торгово-издательского дома «Ясная Поляна».

— Любопытное название.

— Ага, оценили? В том-то и дело. Вот он и дал указание подсуетиться и подготовить прочувствованную книгу о том, как граф Толстой на фоне широких полотен народной жизни доходит до Оптиной Пустыни и мирится перед смертью с матерью-церковью. Такую, знаете, альтернативную историю, которую потом можно было бы постепенно положить на место настоящей в целях борьбы с её искажением. Идея, конечно, знойная, особенно если её грамотно воплотить. Сначала хотели к юбилею успеть. Взяли под это серьёзный кредит, заключили контракты, раздали авансы, проплатили маркетинг, информационную поддержку и будущий эфир. Даже рекламу продумали. Писателей для такого национально важного дела с разгону наняли самых дорогих, какие в стране есть, специально такое указание было. Совершенно, кстати, идиотское, потому что для этого проекта они не нужны.

— Это вы, что ли, самый дорогой? — спросил Т.

— Я-то нет, но я тут скорее редактор. А вот Гриша Овнюк кусается, как яхта Абрамовича. Потому что, если он будет в проекте, книгу купят сексуально фрустрированные одинокие женщины, а это по одной Москве полмиллиона голов. И Митенька недёшев, потому что с ним книгу купит гламурно-офисный планктон и латентные геи. Они любят, когда их гневно топчут — это что-то психоаналитическое, мне объясняли. Планктона у нас было по Москве тысяч четыреста, сейчас осталось двести. Зато латентных геев с каждым днём всё больше. Представьте, какая это сила — когда Гриша и Митенька в одной упряжке. Правда, с наложением позиций общие цифры меньше простой суммы, потому что значительная часть офисно-гламурного планктона одновременно является сексуально фрустрированными одинокими женщинами и латентными геями, но общий результат всё равно впечатляет. Только со Львом Толстым даже Митеньке с Гришей кредита не отбить. С самого начала ясно было.

— А зачем тогда начинали?

— Потому что нефть была сто сорок долларов за баррель. Тогда и не такое откаблучивали. Вернуть кредит на рынке никто всерьёз не планировал. Хозяин рассчитывал на основном бизнесе отбить. Думал, что после такого патриотического дела пустят бюджет пилить. Учебники там, брошюры печатать, а может, и по строительной части что вкусное обломится, потому что главный бизнес у него был именно там.

— А кто ваш хозяин?

— Тогда был Армен Вагитович Макраудов. Девелопер. Ну вот, только начали проект, и тут всё с размаху и шандарахнулось. Начался кризис.

— Какой кризис?

— В том-то и дело, что непонятно. В этот раз даже объяснять ничего не стали. Раньше в таких случаях хотя бы мировую войну устраивали из уважения к публике. А теперь вообще никакой подтанцовки. Пришельцы не вторгались, астероид не падал. Просто женщина-теледиктор в синем жакете объявила тихим голосом, что с завтрашнего дня всё будет плохо. И ни один канал не посмел возразить.